Полосы жизни
Шрифт:
– Шуруйте домой, пионеры!
– Отправил, дав легких подзатыльников, дядя племянника с его другом домой.
Дома тоже только и было разговоров о нападении Китая на Вьетнам и о колоннах бронетехники, покинувших воинскую часть и отправившихся неизвестно куда. Все склонялись, что на помощь Вьетнаму. Только несколько месяцев спустя с уст взрослых прозвучало слово "Афганистан".
Отрезвление.
Осень 1989
С выкликами "за здоровье" трапеза началась. Следуя принципу: "когда я ем - я глух и нем", оба друга перерабатывали продукты молча, лишь, только после очередной чарки, произнося одобрительные выгуки.
Проглатывая последний бутерброд, Ван Ваныч решил прервать затянувшееся молчание.
– Пахнет переменами, - сказал он, разваливаясь на траве и подсовывая руки под голову.
– Перемен требуют наши сердца, - ответил Иван Иваныч и принял аналогичное положение.
Оба уставились на небо, рассматривая бегущие облака. В голове у каждого завертелись разные мысли о прошлом, настоящем и будущем. Имея разные представления о жизни, впечатления о ней они мерили одинаково. Всё прошлое и то, что предстояло пройти, они могли оценивать только количеством выпитых бутылок. Литр тянул на оценку хорошо, два - на прекрасно. Сегодня был хороший день.
– Хорошо!
– На этот раз реплику подал Иван Иваныч. Оба, как по команде, сменили лежачее положение на сидячее, упершись локтями в колени, а ладонями в подбородки. Завязался разговор.
– А могло бы быть и лучше, если бы не твоя жадность, - подхватил товарищ-собутыльник.
– И как бы я, по-твоему, бестолковая твоя башка, оправдывался потом перед любимой супругой?
–
– Она и так прожужжала мне все уши, чтобы я достал ей хозмыла и стирального порошка.
Начавшийся, было, спор прервался обоюдным вниманием к проходившему мимо пионеру Аниськину. Благодаря этому пионеру не пострадали уши сидевших возле подъезда всезнающих старух. Эти бабуси уже привыкли к тому, что спор друзей-собутыльников, никогда не заканчивается без ругани матерной и их старость уже не требовала к себе уважения. Сегодня представление не состоялось.
– А ну-ка, малец, подь сюды, - подозвал к себе Аниськина Иван Иваныч.
– Ты со школы иль туда?
– А тебе какое дело, старый хрен?
– Отвечал, насупившись и помахивая портфелем, юный сменщик старого поколения.
– А вот хочу спросить: чарка и штоф - это сколько?
– Не унимался хрен.
– А я почём знаю?
Ответ и удивлённый вид мальчугана рассмешил укротителей змия.
– Так чему тебя в школе учат?
– Поддержал друга Ван Ваныч.
Не получив ответа, сквозь давящий их смех, друзья решили вести допрос дальше. Вопрос: "На кой чёрт ты туда вообще ходишь?" должен был стать достойным его продолжением. Но тут уста пионера открылись и из них посыпались слова, которые быстро отрезвили наших любителей огненной воды.
– Вы чё, пеньки, ублатыкались на местных помойках? Чё, по сезону шуршите, кульки? Вам чё, чучу на изнанку вывернуть или чавало заткнуть? Ну, чё вылупилось, чудо? Упрись, сохатый.
После потока полупонятных слов, достойная замена, развернувшись, удалилась в свой подъезд, оставив озадаченных Ивана Иваныча и Ван Ваныча с открытыми ртами и глупым видом. Придя в себя, друзья ощутили, что у них вышел весь хмель, а на душе заскреблись кошки.
– Далеко пойдёт малый.
– Ехидно заметил Ваныч.
– Далеко.
– Буркнул в ответ Иваныч.
Оба вновь улеглись на траве и задумались. В головы им пришла одна и та же мысль: "Если сразу бы было прекрасно, то сейчас было бы не плохо, а хорошо".