Половина собаки
Шрифт:
В дверях появилась уборщица, мужчина обнял ее одной рукой и пошутил:
— Ну, признайся честно, Реэт, что у тебя с этим молодым человеком? Неужто зашло так далеко? Уж не из-за этого ли симпатичного парнишки ты хотела разрушить наш гармоничный брак, ха-ха-ха! Не выйдет, юноша, — кто первый, тот и муж!
— Перестань говорить ребенку глупости! — сказала уборщица. Лицо у нее было заплаканное.
— Отвечай, кто тебя сюда послал! — не унимался поймавший меня. — Что ты тут вынюхивал за дверью?
— Да он учится тут, в этой школе, — объяснила
— Сейчас, летом? — удивился черноглазый. — Прикажи, наконец, своей собаке замолчать.
— Даун! — сказал я Леди, кривясь от боли в плече.
— Хорошая собачка! — признал муж уборщицы. — Реэт, вынеси собачке что-нибудь поесть и пригласи гостя зайти!
— Она ничего не берет у незнакомых, — сказал я и увидел, что Леди сразу же вцепилась в брошенный на пол кусок сырого мяса. А ведь сырое мясо она вообще не любит! Не помогло запрещение, собака мгновенно проглотила мясо и поглядела на меня с виноватым видом. Затем она села перед уборщицей, помахивала хвостом, выпрашивая добавки. Ну и предательница. А что, если бы мясо было отравленным?
Мужичище сам принес Леди еще кусок мяса, подхватил меня, словно перышко, и внес в кухню. Да, я поступил правильно, когда не бросился к машине сражаться с ним — у него не только веса, но и силы хватало. И худой тоже вошел в кухню следом за нами. Пока он держал меня за плечо, я не видел, что в другой руке у него был какой-то ящик. Теперь я разглядел очень хорошо: дорогой стереограммофон нашей учительницы пения! Наверное, они собираются включить его здесь, но ведь из этого ничего не выйдет — усилители-то остались в музыкальном классе, а без них из стереограммофона можно извлечь музыки не больше, чем из сковороды.
— Реэт, предложи свату что-нибудь перекусить! — велел толстяк. — Икорки, фаршированных яиц и ломтики ветчины! Ха-ха-ха!
Я подумал, что набор шуток у него довольно беден, раз он так часто повторяется, с тех пор, как выдал тут эту шутку впервые, прошло совсем мало времени.
— Познакомимся! — сказал мужчина. — Я законный муж тети Реэт. А как тебя зовут, молодой человек?
— Олав. — Я счел, что имени будет достаточно.
— Слышь, — обратился муж тети Реэт к своему худощавому приятелю, — Олав, юноша-то твой тезка.
Похоже, нам обоим — и худому с граммофоном, и мне — не нравилось быть тезками. И подумать только, всякие мерзкие типы носят такие же имена, какие дают нормальным людям!
— Имя не портит человека! — Муж уборщицы засмеялся. — Ну, юноша, выставляй на стол сватовское вино!
— Что ты несешь! — остановила его жена. — Ребенок даже испугался!
— Ты не взял с собой вина, что ли? — Худой широко раскрыл глаза. — Ну и манеры нынче у молодых барчуков! Когда я был молодым, выбрал своей первой любовью учительницу литературы. До чего же я читать любил! И до сих пор люблю, только моя деятельность не предоставляет возможностей для этого. Вот когда я наконец постарею и выйду на пенсию, тогда почитаю. Или даже лучше напишу. Для этого я теперь и
Теперь смеялся уже и худой. Толстый Март воодушевился и принялся ему подыгрывать:
— Да-да, в данный момент мы знакомимся вместе с Олавом со школьной обстановкой. Дня через два начнем путевые очерки. И тогда мы превратимся в лириков природы: «Тайга, тайга, кругом снега…» Что такое настоящая тайга, простые смертные не знают, а мы скоро узнаем. А ты, молодой хозяин, что думаешь на этот счет?
— Не знаю… и никакой я не хозяин!
— Спроси-ка у него лучше, что он тут искал? — подбивал верзилу мой худой тезка.
— Ребенок соскучился по школе, — сказал Март примирительно. Но неожиданно глаза его сощурились, лицо сделалось жестоким и большой рот прошипел: — Тебя кто-то послал сюда?
И теперь уже он так сильно сжал мой локоть, что я, скривившись от боли, подумал: «Завтра буду пятнистым, как корова фризской породы!»
— Отец послал! — соврал я.
— Чего вы мучаете ребенка? — пробормотала уборщица Реэт. — Он-то в чем виноват?
— Кто твой отец? Местный полицейский, да? — спросил Март.
— Мой отец главный бухгалтер!
Мужчины усмехнулись.
— Ишь ты, какие есть прекрасные профессии! Тихие, дрожащие канцелярские крыски ведь тоже хотят жить, — сказал Март, противно посмеиваясь. — И посылают поэтому своих сыновей сумеречными августовскими вечерами следить за школой!
— Отец велел проверить, все ли дни в саду я отработал.
— Они собирают ягоды в саду, — объяснила уборщица Реэт, — а мы с поварихой варим из них варенье на зиму.
— Ах, какая красивая картина: детишки собирают ягодки, а тетя Реэт варит сладкое варенье, — восхитился Март. — Что уж говорить о пас, друзьях литературы!
Я долго собирался с мужеством, пока наконец решился спросить, опять пустив петуха:
— А что вы делаете в нашей школе? Это граммофон наш, школьный? Вы принесли его из музыкального класса?
Толстяк захохотал:
— Деточка, в мире полно граммофонов, и все они братья-близнецы.
Я подумал: «Нельзя с ними спорить, надо как можно скорее выбраться отсюда и сообщить директору. Нужно выглядеть как можно глупее и казаться послушным… Надо, надо, надо!»
— Вот оно что… — ответил я.
Худой Олав остановился передо мной и погрозил пальцем:
— Ай-яй-яй! Разве может пионер вести себя так с представителями министерства просвещения? Ты ведь пионер?
Я кивнул.
— Может быть, пионер Олав не слыхал, что сейчас проводится большая компания по объединению школ: маленькие и бедные школы упраздняются, а большие и сильные станут еще сильнее. Инвентарь маленьких школ переходит к большим, или: где есть, туда и дают, как говорят в народе. А ваша школа… — мой тезка сморщил нос, — сам понимаешь, старый дом, антисанитарные условия… Осенью начнешь ездить в большую школу тут неподалеку, там большие окна, теплые сортиры со смывом…