Половинный код. Тот, кто убьет
Шрифт:
— Вряд ли это так важно; Предводитель Совета приехать не потрудилась.
— А ты знаешь, кто был тот блондин?
Я пожимаю плечами.
— Это Сол О’Брайен. Его недавно назначили исполняющим обязанности Предводителя Совета.
Я киваю. Интересно, значит, дядюшка Анны-Лизы попер в гору.
— А кто был тот Охотник?
Селия коротко усмехается. Я даже перестаю есть, чтобы взглянуть на нее.
— Я думала, ты знаешь. Это был Клей.
— А! — Значит, меня приезжал проверять главный Охотник. — А другой,
— Сказал, что его зовут мистер Уолленд. Я его раньше не видела.
Я приканчиваю рагу и досуха вытираю миску остатками хлеба. Потом отодвигаю ее и говорю:
— Я решил дать вам выиграть все поединки, чтобы вы не позорились.
— Очень заботливо с твоей стороны.
— Только едва ли их это впечатлило. Мои проигрыши. Если уж я не могу побить даже вас, куда мне тягаться с Маркусом.
— Возможно.
— И я даже не пытался ударить Клея.
— Мудрое решение.
Я тоже так думаю, хотя, знай я тогда, что это он…
— Что? — спрашивает Селия.
Не знаю… я не знаю, что думать о Клее, и поэтому говорю:
— Он убил Сабу — мать Маркуса.
Селия кивает:
— Да, а Саба убила его мать.
Я киваю.
— Твоя мать… — Селия произносит эти слова и умолкает. Я даже не смотрю на нее, чтобы не спугнуть: она явно балансирует на грани какого-то признания, как акробат на туго натянутом канате. — Твоя мать спасла однажды Клею жизнь. Его сильно ранил кто-то из Черных, яд разъедал ему плечо. Твоя мать была единственной, кто мог его спасти. Без ее помощи он бы умер.
Я по-прежнему не смотрю на Селию. Да и что я могу ей сказать?
— У твоей матери был исключительный целительский Дар. По-настоящему исключительный.
— Бабушка говорила. — Хотя эту историю она мне никогда не рассказывала.
— Их интересует твоя способность к самоисцелению.
— И? — Теперь я смотрю на Селию в упор.
— Теперь, я думаю, ты исцелился достаточно для того, чтобы помыть посуду.
БАБУШКА
После Освидетельствования проходит несколько месяцев; режим дня все тот же, что и всегда. Приходит осень, ночи становятся длиннее, и это хорошо. Зима. Снег. Ветер. Я сильнее, чем всегда. Дождь мне не помеха. Мороз я обожаю. Кожа на ступнях моих ног ороговела.
Снег тает, но кое-где в лощинах еще лежит. Солнце уже понемногу греет, хотя приходится долго стоять на одном месте, чтобы это почувствовать.
До моего семнадцатого дня рождения остались месяцы, не годы.
Селия никогда не заговаривает о моем семнадцатилетии. Я часто спрашиваю ее об этом, но она не отвечает.
Как-то днем я в доме пеку хлеб. Селия сидит за кухонным столом и пишет.
Я снова задаю ей все тот же надоевший вопрос:
— На день рождения я получу три подарка или нет?
Селия не отвечает.
— Если вы хотите, чтобы я убил Маркуса, мне нужен
Она продолжала писать.
— Кто даст мне подарки, бабушка?
Я знаю, что меня к ней и близко не подпустят, ни за что на свете.
Селия поднимает голову, открывает рот, как будто хочет сказать что-то, и снова закрывает.
— Что?
Она кладет ручку на стол.
— Твоя бабушка.
— Что?
— Месяц назад она умерла.
Что? Месяц назад!
— И вы забыли мне об этом рассказать?
Они говорят мне только то, что считают нужным, так откуда мне знать, правда это или нет?
Я швыряю тесто на пол.
— Я вообше не должна была тебе об этом говорить.
Значит, Селия обо мне позаботилась, а откуда мне знать, что это не очередная ложь? Но бабушка точно умерла. Это-то правда. Ее убили или заставили покончить с собой, и с остальными так же расправятся, когда только захотят.
— А Арран?
Бессмысленный взгляд.
Я пинаю стул, хватаю его и грохаю им об пол.
Они всегда будут делать, что захотят, и убивать, кого захотят, и я ненавижу их за это, ненавижу, ненавижу. И я еще раз с грохотом опускаю стул на пол.
— Будешь продолжать в том же духе, придется мне тебя запереть.
Я швыряю стул и с воплем кидаюсь на Селию. В себя я прихожу уже в клетке, скованный по рукам и ногам.
ВИЗИТЕРЫ
Несколько недель спустя я собираю в курятнике яйца. Вспоминаю бабушку, ее цыплят, и как они норовили забрести в дом, и ее саму в шляпе с сеткой, как она стояла возле улья и вынимала соты…
Я ставлю корзинку с яйцами на пол и прислушиваюсь.
Слушаю долго и внимательно.
Тихий, едва различимый звук далеко, в горах.
В кухне гремит посуда.
Я подбегаю к изгороди и по ней вскарабкиваюсь на крышу клетки, чтобы посмотреть на юго-запад, откуда в моих фантазиях появляется Маркус.
Но в холмах все как всегда, и ничего особенного не видно. Я поворачиваюсь кругом, смотрю в другую сторону и слушаю затаив дыхание.
Это не ветер.
Это гром, далекий гром.
Селия стоит у окна в кухне и наблюдает за мной. Она ничего не слышит, но знает: что-то не так, раз я сижу на клетке. Она отходит от окна и появляется у двери. Теперь уже звук слышен хорошо, и понятно, что он значит.
Это не отец. Это машина.
— Зайди в дом! — кричит мне Селия.
Вдалеке появляется полноприводный джип, он ползет по дороге, точно тяжелый черный жук.
— Слезай с клетки!
Но если в машине люди — настоящие люди, фейны, туристы, путешественники, — то я должен что-нибудь сделать. Я скажу им, что меня держат здесь в клетке. Ошейник — может, они его снимут. Может быть, я подожду, пока Селия их спровадит и тогда… тресну ее чем-нибудь по башке…