Половинный код. Тот, кто убьет
Шрифт:
Я откидываюсь назад и говорю, как можно небрежнее:
— Не-а, я Иван. Вам, наверное, другой парень нужен, тот, из соседней камеры.
— В соседней камере никого нет.
— Хотите сказать, он сбежал?
Она растягивает свои подкрашенные губы в улыбку, может быть, хочет показать, что у нее есть чувство юмора.
— Нам просто надо проверить, что ты понимаешь, что происходит.
— Конечно, я понимаю, что происходит, — сказал я небрежно и тут же перестроился на другой тон. — Изумительный Совет Белых Ведьм обращается со мной, как
— Никакой ты не Иван. Ты Натан Бирн, и тебя должны кодифицировать.
— Понятия не имею, что это за штука.
Взгляд ее холодных глаз устремлен на меня, льдистый бледно-голубой блеск на бледно-голубом фоне.
— Звучит не слишком весело, — говорю я. — Жалко мне этого паренька, Натана.
— Ты и есть Натан.
— Что значит кодифицировать? Расскажу Натану при случае.
— Это значит нанести сложную татуировку.
— С чего это вы решили, что в татуировках есть что-то сложное?
Она улыбается.
— В этой есть. Мистер Уолленд долго работал над ее составом.
— Что за татуировка такая?
— Твой код, конечно.
Я подаюсь вперед, охранник хватает меня за обе руки и тянет назад.
— Клеймо то есть.
Розовые губы на безукоризненно накрашенном лице приоткрываются, чтобы заговорить, и тут я плюю в них. Точное попадание.
Она визжит и плюется, трет розовый рот. Охранник оттаскивает меня обратно.
Женщина слегка попятилась; ее макияж уже не столь безукоризнен, как прежде, и она вытирает носовым платком помаду. Все еще держа платок у губ, она говорит:
— Твое имя — Натан Бирн. Твоя мать была Белой Ведьмой, твой отец — Черный Колдун. Ты — половинный код, так тебя и кодифицируют.
Мой второй плевок попадает на подол ее юбки. Она отшатывается так, словно я ее ударил. Охранники держат меня за руки.
— Отведите его в комнату два-эс.
Шаркая ногами, охранники выходят из камеры и выволакивают меня в узкий коридор, где им приходится развернуться боком, что мне только на руку: ногами я умудряюсь взобраться на стену, хотя один из них и держит меня за шею. У выкрашенной зеленой краской двери с надписью 2С они останавливаются. Дверь отъезжает в сторону, и я ненадолго даже перестаю сопротивляться.
В комнате 2С оказывается стол, вроде операционного, с черными ремнями по периметру. Я снова начинаю орать и вырываться.
В конце концов, им приходится вырубить меня ударом кулака в голову.
Приходя в себя, я закашливаюсь. У меня во рту что-то торчит. Я не могу это выплюнуть. Оно из резины и металла.
Рядом со мной стоит женщина, смотрит на меня сверху вниз. Она улыбается и говорит:
— А, очнулся, наконец.
Я дергаюсь и кричу, но это жалкие попытки, и я их прекращаю. Стены в комнате 2С выкрашены белым, потолок
Вот и все, что я знаю о комнате 2С, потому что я не могу пошевелиться и ничего больше не вижу. Я лежу на столе, привязанный ремнями. Наручники с меня сняли, но вокруг моих запястий ремни, так что я ощупываю стол кончиками пальцев и чувствую, что лежу на простыне, а под ней есть мягкая обшивка. Моя голова прижата к столу налобным ремнем, затылком я чувствую небольшое углубление. Ощущение такое, что ремни фиксируют мое тело, руки, ноги и лодыжки.
Я стараюсь не думать о Наказании. Не вспоминать о порошке, который сыпал мне на спину Киеран. Но во рту у меня кляп. Может быть, кодификация — это просто другое название Наказания?
Дребезжит дверь, я слышу, как она отъезжает в сторону, потом что-то тяжелое тащат по полу. Свет становится таким ярким, что оборотная сторона моих сомкнутых век становится красной. Снова что-то тяжелое волокут по полу, звякают какие-то металлические инструменты.
— Натан. Посмотри на меня.
Это мистер Уолленд. У него очень темные синие глаза с белыми крапинками. На нем лабораторный халат.
— Ты здесь для кодификации. Процедуру буду выполнять я. Возможно, тебе будет немного неприятно, но постарайся вести себя тихо. Расслабься.
Я снова начинаю ерзать.
— Это немного похоже на татуировку, но делается быстрее и проще. Сначала мы сделаем то, что на пальце. Чтобы ты почувствовал, как это будет. Ты ведь левша, правда?
Вряд ли он может угадать ответ в моих сдавленных воплях и попытках вырваться.
Он надевает на мизинец моей правой руки металлическое кольцо и закрепляет его.
— О’кей. Итак, все просто. Надо только расслабиться. Все будет готово…
Я ору в кляп, когда в кость моего пальца входит игла.
Игла выходит.
Мистер Уолленд ослабляет кольцо и сдвигает его вниз, к ногтю. Игла вонзается снова.
Я вцепляюсь зубами в кляп и смотрю на него, из моих глаз текут слезы.
Боль прекращается.
Мое сердце колотится.
Это не татуировка.
Мистер Уолленд расстегивает кольцо и снимает его совсем. Он и та женщина разглядывают мой палец.
— Отлично. Просто отлично. Почти никакого отека. У тебя исключительное тело, Натан. Просто исключительное.
Мистер Уолленд огибает стол, направляясь к моей левой руке.
— А теперь перейдем к другим татуировкам, побольше. Тут может быть больнее.
Я чувствую холодное металлическое прикосновение к тыльной стороне левой ладони, на уровне среднего пальца. Я смотрю на своего мучителя и матерюсь в кляп.
Мистер Уолленд не обращает на меня никакого внимания и продолжает заниматься своим делом, склонившись надо мной так, что мне видна его макушка. Темно-русые волнистые волосы.
— Постарайся расслабиться.
Ага, как же, сейчас. Что-то царапает внутреннюю часть моей руки, скребет прямо по кости.