Половое покрытие
Шрифт:
Мачо: Ты, чё, ты чё орёшь…
Мачо нервно озирается, резко подмигивает Николаю, которого, кстати, по-прежнему абсолютно не волнует грубый тон работадателя афроамериканки.
Афроамериканка: Я тебя предупредила, ты меня знаешь, ещё хоть слово…
Мачо: Да ты..
Афроамериканка: Одно слово и всё!! Я всё брошу, ты понял!!!
Мачо, скрипя зубами, молчит, разводит руками, афроамериканка собирется уходить.
Афроамериканка: Ещё раз спасибо вам за всё!
Николай:
Афроамериканка: Не знаю, как я себя сейчас буду чувствовать… там… в небе… но, хотя бы первые полчаса… первые полчаса я буду думать о вас, и мне будет не так страшно… до свидания…
Николай: Да… всего хорошего вам…
Афроамериканка нервно зыркает на мачо, уходит. Мачо медленно подходит к Николаю, наклоняется прямо к его лицу, начинает медленно, нараспев произносить слова, похожие на заклинания шамана, который кодирует своего собеседника нужной информацией.
Мачо: Когда я служил на Кубе – я служил на Кубе, я был водителем машин, больших грузовых машин, которые развозили ракеты с атомными боеголовками, когда я служил на Кубе – я развозил ракеты с атомными боеголовками, а после отбоя я ездил к кубинским женщинам в посёлок, они отдавались нам за цветные тесёмочки, метр тесёмочек – час, два метра – два часа, когда я после отбоя набирал тесёмочки и ехал к кубинским женщинам в посёлок, чтобы они мне отдались, я брал машину, на которой до отбоя развозил по острову Свободы атомные боеголовки, развозил вихляя, чтобы со спутника не смогли вычислить местонахождение атомных боеголовок, которыми кишил остров Свободы, когда же я ездил в посёлок, мне опять нужно было вихлять, потому что, даже несмотря на то, что дорога лежала по прямой, в кузове у меня было полно атомных боеголовок, и я ехал, вихляя, по прямой, через джунгли – я ехал по прямой, вихляя через джунгли, к кубинским женщинам с тесёмочкой после отбоя и представлял, как они будут мне отдаваться, и об кузов тамтамами стучались боеголовки, потому что машины на ночь не разгружали, ведь вдруг ночью их бы пришлось поперемещать, вихляя, по острову Свободы, чтобы не засекли спутники, я ехал и давил пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, а на следующий день там вырастали новые пальмы, и мне снова приходилось продираться сквозь джунгли с моими тесёмочками и атомными боеголовками, и когда я приезжал в посёлок, я разряжал боеголовки на все пятнадцать метров моих тесёмочек, и кубинские дети просили у меня порулить грузовиком, пока я разряжался с их маммами…
Николай бормочет как заворожённый.
Николай: Мма… мма… мми…
Мачо: …и я разрешал кубинским детям порулить моим грузовиком с атомными боеголовками, и пока кто-то чужой давил моим грузовиком пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, я образовывал новые просеки в кубинских маммах, и одну из таких мамм я привёз с собой…
Неожиданно Николай выходит из ступора.
Николай: А дети…
Мачо: Что дети?
Николай: Ну, когда вы давали им порулить… вы им объясняли, что надо вихлять, иначе спутники засекут, ведь, в конечном счёте, я слышал, – Карибский Кризис… спутники, американские спутники засекли атомные боеголовки на острове Свободы, это, наверное, потому что вы забывали объяснять детям, что надо вихлять?..
Мачо:
Николай: Да!
Мачо: Да… я всё вижу…да…
Мачо медленно, не отводя глаз от Николая, поднимает свою голову, удаляется в здание аэропорта. И даже когда мачо совсем исчез, Николаю всё равно казалось, что глаза мачо остались здесь, напротив его, Николая, головы. Поэтому Николай начал вести себя так, чтобы глаза мачо не усмотрели в его поведении того, что могло бы вернуть всего мачо обратно к скамейке, – Николай начал притворяться, что ничего не видит вообще. В момент наибольшего притворства Николая сзади к скамейке подходят Игорь Игоревич и Андрей. Счастливые от того, что, наконец, избавились от мешавшего им тела, они вдруг остановились, перемигнулись и стали подкрадываться к Николаю, чтобы, чисто по-дружески, напугать странно съёжившегося приятеля. Подкравшись сзади к Николаю, Игорь Игоревич и Андрей одновременно хлопают по плечам приятеля, кричат.
Игорь Игоревич, Андрей: Ха!
Николай никак не реагирует на это, по-прежнему притворяясь слепым, Игорь Игоревич и Андрей смеются, облокачиваются на спинку скамейки, одновременно замечают валяющееся перед ногами Николая тело, кричат точно так же, как и в первый раз, но уже с другой, абсолютно искренней интонацией животного испуга.
Игорь Игоревич, Андрей: Ха!
Андрей закрывает глаза, стекает по спинке скамейки, Игорь Игоревич обходит скамейку, наклоняется к телу.
Игорь Игоревич: Коля-Коля, что ж ты нас не предупредил… мы же не того киданули…
Николай: Предупредил – о чём предупредил?
Андрей: Как о чём? Ты не видел что ли, как мы его вытащили?
Николай: Ничего не видел, я и сейчас плохо вижу… вот тебя совсем не вижу, Игоря Игоревича так… смутно…
Игорь Игоревич: Да… история…
Николай: А что, вы кого-то уже?..
Игорь Игоревич: Кого-то уже, только вот кого?! Этот -то наш! Я точно знаю!
Андрей: А почему же мы того выкинули?!
Игорь Игоревич: Потому что он сидел так же, как мы нашего оставили, – больше ведь никто так не сидел!
Андрей: Никто… подожди, я запутался, ведь он был точно, как этот, – и одежда, и лицо… синее… это точно наш?
Игорь Игоревич щупает пульс у тела трупа.
Игорь Игоревич: Не знаю, этот – точно труп, значит наш… Короче, что щас-то делать?! Может, хотя, нет… так хрустнуло, тот теперь тоже… труп… давайте и этого туда подкинем, какая теперь разница, будет, как-будто что вдвоём они пошли и попали под самолёт!..
Андрей: Вдвоём!.. Я устал, это, в конце концов, стресс! Не каждый день, знаете ли, тела под самолёты подкидывать приходится!..
Игорь Игоревич: Давай отдохнём!
Андрей: Давай…
Игорь Игоревич: Давай отдохнём… оба слюнявые, как из одной пробирки!.. Этот устал, тот устал… все устали… Мог бы ведь отвлечься… сидел трещал с кем-то… Кто хоть она?!
Николай: Что?
Игорь Игоревич: Что!.. Что за женщина тут сидела?!