Полуденные песни тритонов [книга меморуингов]
Шрифт:
Зато отлично знаю, как прав был Стивен Кинг [48] , когда в «Как писать книги; Мемуары о ремесле» написал правду о том, зачем люди занимаются писательством:
«Писательство — это не зарабатывание денег, не добыча славы, женщин или друзей. Это в конечном счете обогащение жизни тех, кто читает твою работу, и обогащение собственной жизни тоже. Оно чтобы подняться вверх, достать, достичь. Стать счастливым, вот что. Стать счастливым.»
48
Я
Вот и говорю — я давно уже счастлив!
Что же касается «Гадких лебедей», то там есть один абзац, о которого меня до сих пор бросает в дрожь. Вот он:
«Визжал Р. Квадрига. Он раскорячился перед открытым окном, глядел в небо и визжал, как баба, было светло, но это не был дневной свет: на захламленном полу лежали ровные ясные прямоугольники. Виктор подбежал к окну и выглянул. Это была луна — ледяная, маленькая, ослепительно яркая. В ней было что–то невыносимо страшное, Виктор не сразу понял — что. Небо было по–прежнему затянуто тучами, но в этих тучах кто–то вырезал ровный аккуратный квадрат, и в центре квадрата была луна.»
В ТУЧАХ КТО-ТО ВЫРЕЗАЛ РОВНЫЙ АККУРАТНЫЙ КВАДРАТ.
В ЦЕНТРЕ КВАДРАТА БЫЛА ЛУНА.
Меня до сих пор от всего этого бросает в дрожь…
Каждый вечер, когда я выгуливаю собаку, то смотрю на небо и пытаюсь понять, появится сегодня квадрат в тучах [49] или же нет.
Иногда кажется, будто что–то подобное есть. Но — лишь подобное.
Значит, надо ждать.
На днях такое почти случилось, только вот в не очень ровном квадрате был месяц — лишь пару дней, как народившийся, маленький, зловеще–красный.
49
Тучи у нас почти круглый год, за редким исключением небо всегда затянуто.
Можно, конечно, спросить о том, когда это случится, у Того, Кто Знает Все, только я давно уже знаю, что мне ничего не ответят.
Он вообще не отвечает ни на какие вопросы, а если что и делает, то все равно не ясно:
ПОЧЕМУ.
Например, мне до сих пор не ясно, почему именно я был выбран им то ли осенью, то ли весной — хотя это тут не существенно — 1981 года, для встречи с одним из двух братьев, а именно, Аркадием Натановичем, когда тот приехал в город Сврдл получать премию «Аэлита» за написанный им вместе с Борисом Натановичем роман «Жук в муравейнике».
Точнее, встречались то с А. Н.С. многие, пили/говорили/порядок слов можно поменять, но смысл останется тем же. А я вот был именно избран — до сих пор в этом убежден, хотя бы потому, что тот часовой разговор в номере почти что единственной на тот момент приличной сврдлвской гостиницы оказался для меня чем–то вроде то ли незапланированного мистического опыта, то ли общения с сошедшим с горних вершин гуру, пусть даже на самом деле все это было не так, намного проще, тривиальнее и приземленней.
Просто я решил сделать с А. Н.С. интервью, в газетах никаких я тогда уже не работал, но городская «Вечерка» дала мне добро, узнав, предварительно в цензуре, насколько допустимо присутствие высказываний опального писателя [50]
Им сказали, что высказывания переводчика с японского вполне уместны. Дальше мне оставалось лишь одно: найти возможность для общения.
Пробиться в номер.
Получить, что называется, допуск к телу.
50
Об этом периоде жизни братьев Стругацких лучше всего прочитать в книге Бориса Стругацкого «Комментарии к пройденному», СПб., Амфора, 2003.
И тут мне опять повезло. Мало того. что мой отец приятельствовал с теми самыми людьми, которые организовывали «Аэлиту», так еще и я знал их очень хорошо, можно сказать — с детства. Через матушку.
— Если сделаешь хорошее интервью — иди! — сказали мне. Но добавили: — Только если действительно хорошее.
Я пообещал и мне назначили.
Это было уже после вручения премии. Где–то через день.
И днем.
Все это время они, что называется, круто гудели, так что я попал не совсем вовремя.
Хотя «вовремя» в этой жизни почти не бывает. Или ты всегда кому–нибудь мешаешь, или мешают уже тебе.
Просто мне до сих пор кажется, что если что и хотелось в тот день А. Н.С., то это одного — спокойно продолжать пить портвейн (отчего–то мне кажется, что это был портвейн), который я умудрился разглядеть на тумбочке в номере.
Но это было уже после того, как из второй комнаты — спальни — ко мне выплыл А. Н.С.
Он был похож на старого моржа.
На самом деле.
Какая–то обшкуренная голова с большими, седыми усами. И мощными, серьезными щеками. А одет он был в вязаную кофту с аккуратно подшитыми налокотниками — видимо, чтобы скрыть дырки. Я почувствовал, что у меня слабеют ноги.
Наверное, это было смешно — тот юношеский [51] мандраж, равно, как и желание услышать нечто, что может воистину перевернуть твою жизнь.
У меня был заготовлен всего лишь один вопрос. Самое смешное. что сейчас я знаю — какой. Просто минувшей осенью совершенно случайно я наткнулся на то интервью в сети [52] . Меня это не просто поразило — я получил шок. Ведь это надо было в свое время найти газету, вырезать или перепечатать текст, сохранить его до иных времен, издать в какой–то совсем уж малотиражной книжке, а потом и поместить в интернет, хотя ничего такого особенного в тексте этом нет, просто мета времени, каких по миру рассыпано великое множество.
51
Мне тогда было всего 27.
52
http://www.rusf.ru/abs/books/publ19.htm
Но зато я говорил с ним и он даже попросил выслать ему потом все в Москву. Для одобрения.
Дал адрес и телефон.
У меня где–то должно хранится полученное от А. Н.С. письмо, точнее, оно есть, но вот где — понятия не имею.
А еще я с ним разговаривал по телефону.
И то ли по телефону, то ли в письме, он рассказал мне про диван.
Ну, почему он не любит ездить — лежишь на диване, надо встать, выйти из квартиры, сесть в лифт, потом выйти из подъезда, сесть в автобус, доехать до метро, потом до аэровокзала, там опять в автобус, но уже в экспресс, приезжаешь в аэропорт, рейс же откладывают, так что надо все это разворачивать в обратную сторону, и тогда ты снова оказываешься на диване, но тогда