Полуденные песни тритонов [книга меморуингов]
Шрифт:
А ЕСЛИ БЫ Я НЕ ПОБЫЛ ПАРУ ЛЕТ В ШКУРЕ (ДУШЕ, ТЕЛЕ) УПОМЯНУТОЙ ДАМЫ, ТО НИКОГДА БЫ НЕ ДОПЕР ДО ВСЕЙ ГРУСТНОЙ ПРАВДЫ О НАС, МУЖЧИНАХ, И О НИХ — ЖЕНЩИНАХ.
Мне оставалось бы лишь читать Генри Миллера [32] , который, как мне временами кажется, знал о них все с точки зрения мужчины. И совершенно ничего — со стороны женщины, даже несмотря на все старания Анаис Нин.
А ведь это самое интересное, попытаться их понять с их же точки зрения. Например, с точки зрения мужчины мне отчего–то помнится, что у нее был шрам на щеке. Нет, не на щеке — на шее, вроде бы, после удаления зоба. Только вот с левой стороны или с правой — уже не скажу. Зато помню, как ее звали — мерзкое такое имя, Римма. Вообще, женские имена, точнее, их восприятие, вещь сугубо субъективная, естественно, все с той же точки зрения мужчины. Какие–то имена тебе приятны, какие–то вызывают
32
«…Есть пизды смеющиеся, а есть говорящие, есть чокнутые, истеричные пизды, имеющие форму окарин, а есть сейсмографические пизды, регистрирующие подъем и падение духа; есть людоедские пизды, раскрывающиеся широко, как пасть кита и заглатывающие вас целиком; есть еще мазохистские пизды, крепко захлопнувшиеся, как створки устрицы, снаружи у них твердая ракушка, а внутри, возможно, найдется жемчужина–другая; есть несдержанные пизды, которые пускаются в пляс при одном приближении пениса и в экстазе проливают потоки влаги; есть пизды–дикобразы. Эти распускают свои иглы и размахивают маленькими флажками в Рождество; есть телеграфические пизды, которые пользуются азбукой Морзе, и после них мозги забиты точками и тире…» Генри Миллер, «Тропик Козерога», перевод Г. Егорова. Там еще больше страницы в том же духе.
Но продолжу.
Пока все с той же, мужской точки зрения. Она возникла в моей жизни внезапно, это было примерно через год после гибели Сергея и той моей проклятой — ударение на первый слог — любви. Я сильно пил тогда и постоянно бывал в одной сумрачной, но довольно неглупой компании, в квартире почти по соседству с домом. Туда она и заявилась как–то поздним вечером, а вот почему выбрала меня — этого я никогда не мог сказать.
Но в первый же раз мы занялись каким–то животным, воистину миллеровским сексом [33] , несмотря на то, что в соседней комнате два провинциальных интеллектуала громогласно размышляли о Гегеле.
33
Ассоциирующимся, скорее всего, не с «Тропиком Рака», а с «Сексусом».
Через несколько дней я пришел к ней домой.
Мы ни о чем не говорили. Я принес бутылку коньяка. Мы выпили и она начала раздеваться.
В первый раз я так и не понял, что она не кончила. Но во второй она внятно сообщила мне, ЧТО ВООБЩЕ НЕ МОЖЕТ КОНЧИТЬ ОТ МУЖЧИНЫ, и никогда не кончала!
Только сама. Я попросил ее сделать это прямо сейчас, при мне. Она послушно сползла с меня, села в кресло напротив и раздвинула ноги.
Наверное, надо было ее пожалеть. Наверное, мне вообще надо было ее жалеть, но чего–чего, а этого чувства у меня не было к ней все то время, пока мы встречались — что–то около полутора лет.
Ни когда я приходил к ней домой, ни тогда, когда она звонила мне на работу и говорила:
— Я рядом, зайти?
— Заходи! — отвечал я, прекрасно зная, что произойдет.
Как–то раз она пришла в большой красной шляпе с широкими полями. Черное пальто и красная шляпа — помню это до сих пор. Она торопилась, поэтому шляпу снимать не стала, просто опустилась возле меня на корточки и стала сосать, попросив перед этим придерживать шляпу, чтобы та не упала. Я бережно поддерживал широкие фетровые края обеими руками, с точки зрения мужчины
ЭТО БЫЛО НОРМАЛЬНО!
Только вот с точки зрения женщины — зачем она все это делала?
Почему всегда была готова принять меня и делать все, что я захочу?
Может, она меня просто любила?
НЕ ВЕРЮ!
Но тогда зачем, зачем ей все это было надо?
Она исчезла из моей жизни так же внезапно, как появилась.
Просто исчезла и все.
Наверное, поняла, что ничего не будет.
Того, чего бы она хотела.
А вот чего она хотела — кто и когда скажет мне об этом?
И тогда мне стало ее жалко. Я понял, что все эти полтора года делал ей очень больно, хотя может, я понял это и не тогда, а только сейчас.
Почему–то и зачем–то я всегда им всем делал больно.
Наверное потому, что они делали больно мне?
Мы все делаем друг другу больно, но с годами просто забываем об этом, ведь охота есть охота, и в ней четко выражена вековечная связь между мужчиной и женщиной, так что действительно: самая правдивая книга, написанная об отношениях полов, должна называться «The Cunt and the Cunt–chaser», вот только она никогда не будет написана,
Они — лучшие из тех, кого мне доводилось знать и кому я до сих пор представлен. Но будучи такими умными, такими самодостаточными и сильными в своей слабости, они способны прекрасно обходиться без нас, за исключением тех определенных жизненных моментов, когда мы просто физически необходимы — ведь не всем и не всегда доставляют удовольствие как вибраторы, так и фаллоимитаторы.
Вот это и есть истинные женщины, те нежные и неукротимые создания, общение с которыми балансирует между партнерством и противоборством, в котором отнюдь не мы берем верх, ибо отчего–то они умудряются на самом деле знать про нас что–то такое, чего мы никогда не узнаем о них. Ни с женской, ни с мужской, ни с какой иной точки зрения. [34]
34
Этот меморуинг нуждается в общем комментарии. Так получилось, что уже довольно давно на время написания нового текста я собираю небольшую «фокус–группу» (беру специально в кавычки), то есть просто начинаю рассылать очередные главы разным людям, мужчинам и женщинам, совсем юным и старше меня, образованным и еще получающим образование. Мне просто интересна реакция. Так вот: никогда еще ни один мой текст не вызывал столь разных оценок, от пожелания/требования немедленно убрать — мол, кощунственно, да потом, ни один издатель эту часть меморуингов не допустит к публикации, — до просто заклинания оставить все как есть и не трогать ни строчки. Я решил оставить, пусть и убрав один абзац. А еще решил добавить историю, поведанную мне в телефонном разговоре одной дамой, между прочим, доктором наук, которая, приняв все в целом, сказала, что я все равно не сообщил о женщинах главного — все они действительно ищут большой любви. И поведала байку про одну свою знакомую, которая, проведя ночь с незнакомым мужчиной, так загорелась, что ПОЛТОРА года каждый день оставляла в дверях записку с указанием часа, когда вернется. Перестала же делать это лишь тогда, когда из квартиры воры вынесли практически все, а он так и не пришел.
26. Про drinks&drugs
Тема, что называется, всей жизни.
Плотно закрытая раковина, изнутри до сих пор заполненная страхом.
Если разжать створки, то на одной будет написано DRINKS,
на другой-DRUGS.
Шерочка с машерочкой, отчаянные любовники, кружащиеся в смертельном танго.
Хотя как по настоящему танцуют танго, я видел только в кино [35] и по телевизору.
35
Например, старый фильм «Бал» Сколы.
Щелчок же включаемого/выключаемого ТВ похож на щелчок, звучащий в твоей голове после нужной дозы спиртного. Только так пьют настоящие алкоголики — не для кайфа.
Для того, чтобы отрубиться и очнуться уже внутри самой раковины, в полной темноте, сквозь которую оттуда, с воли, доносятся странные, невнятные крики, может, это орут чайки, прилетевшие из морей твоего детства, может, что еще, но только все равно ничего не увидеть, кроме темноты, разве что — да, свою тень, клон, подобие, жуткую рожу из мрачной комнаты смеха.
Между прочим, есть такие раковины, тридакны [36] , их еще называют «раковины–убийцы» — стоит ныряльщику замешкаться, как они закрывают створки с такой силой, что уже не вырваться.
Я вижу все так отчетливо, будто это происходи сейчас. Он садится в такси, хотя даже не отображает этого. Пил весь вечер — водка, сухое вино, снова водка. Пока, видимо, бутылки не опустели.
«В МИРЕ НЕТ ЗРЕЛИЩА УЖАСНЕЙ ПУСТОЙ БУТЫЛКИ! РАЗВЕ ЧТО ЗРЕЛИЩЕ ПУСТОГО СТАКАНА!»
36
«Поистине «царь–ракушкой» среди всех современных двустворчатых моллюсков по своим размерам и мощности раковины является гигантская тридакна (Tridacna gigas), достигающая иногда 1,4 м длины и общего веса 200 кг, причем вес только ее тела достигает 30 кг. Однако обычные размеры тридакн меньше — около 1 м, чаще 30–50 см.
…Человек, неосторожно бродящий по рифу, может не только тяжело пораниться об ее острые края, но и накрепко защемить ногу, попавшую между створками. Однако морские охотники–полинезийцы успевают просунуть внутрь крупной раковины руку с ножом и перерезать ее могучий мускул, прежде чем тридакна захлопнет створки.»