Полукровка
Шрифт:
– А это не так?
– А это не так, – кивнул маленький человечек. – Вот только тебе не повезло, парень, тебя родили те, кто из этой дрянной породы. Не удивлюсь, если тебя зачинали с тонким умыслом и расчетом на будущее.
Володя вздрогнул. Мысль о том, что его создали, не зачали в любви или пусть даже сдуру по пьяной лавочке, была убийственна. В теплые чувства отца и матери он уже не верил, но предположить, что его создавали как инструмент, как какого-то голема, плевав на него и прикидывая только его возможные способности и их КПД...
– Я не хочу иметь с ними ничего
Он осекся и сглотнул. Часовщик покачал ушастой головой.
– Ты всегда был славным мальчиком. Но они тебя не отпустят.
– Что мне делать?
– Бежать, – пожал плечиками маленький человечек, – как можно дальше, чтоб они тебя не нашли.
Володя припомнил появляющегося невероятным образом Ника, вездесущий «Рав 4» с джинна, незаметно влезшего в его жизнь шакала.
– А это возможно?
– Не знаю, – ответил Петрович. – Зависит от тебя и от той силы, которой ты понадобился. Если за тобой гоняются только кудимовские «коричневые» и «оранжевые» северо-западники, возможно, ты сумеешь от них сбежать. Если за всем этим стоит что-то большее...
Часовщик умолк и встал.
– А кто еще может?
– Может, – непонятно ответил Петрович. – Посиди минуту. Я сейчас.
И вышел. В другой раз Володя с любопытством изучил бы необычную обстановку, но сейчас никакого интереса к окружающему не было. Весь интерес ушел внутрь и затаился там в компании с мрачными мыслями.
Он маг. Довольно сильный, если верить Лейле. Правда, не совсем понятно, можно ли ей верить, но в этом вопросе, наверное, можно. Ведь она лицо заинтересованное. В любом случае он как маг уже может как-то управлять окружающим. Способен дергать людей за ниточки, мороча, а то и внушая им что-то по своему усмотрению.
При этом его самого дергают во все стороны, как пара спятивших кукловодов марионетку, которую не смогли поделить. А теперь, если Петрович прав, выходит, что и его кукловодов кто-то тягает за ниточки.
От этой мысли веяло сумасшествием. Последний раз собственные размышления пугали его так в далеком детстве. Лет в десять.
Порой он фантазировал, что мир не такой, каким он его знает. Что все на самом деле по-другому. Вообще все, от законов физики до правил поведения в школьной столовой. Что его мир – чья-то придумка или эксперимент. А он – единственный человек, который живет по этим придуманным правилам. И все вокруг знают правду. Все: папа с мамой, которые вовсе не папа с мамой, учителя в школе, друзья, незнакомая тетенька на автобусной остановке, и дворник, и соседка по площадке...
Мысли были странными и страшными. В конечном итоге он пугался их и старался выкинуть из головы. Но время от времени фантазии возвращались, пока однажды он не загнал их куда-то совсем далеко.
Теперь, правда, выходило, что не все в тех детских фантазиях было настолько бредово. По странному стечению обстоятельств в них оказалась доля правды.
– Вот.
Володя вздрогнул. Он настолько глубоко задумался, что не заметил вернувшегося Петровича.
Часовщик стоял, держа на ладони небольшой камешек на тесемке.
– Что это?
– Подарок.
–
– Твой отец тот еще засранец, – отмахнулся Петрович. – Но доля правды в этом есть, гр-хч-сг-от весьма зажимисты.
– Кто?
– Часовщики, как ты изволил выразиться, – объяснил Петрович. – Не болтай, а наклонись лучше.
Володя послушно опустил голову. Петрович бережно накинул ему на шею шнурок с камешком.
– Сейчас он сам настроится на тебя, возьмет немножко твоей энергии, – сказал Часовщик. – И после этого ни на ком другом работать не будет. Я сам изготовил эту штуку, еще когда был в племени... просто так, не зная зачем. С помощью одного моего друга, бывшего друга, сильного мага.
– А что он делает?
– Пока он на тебе, ни одна зараза не увидит твоего тела Силы. Знаешь, что это значит?
Володя кивнул:
– Это как если у меня под столом стоит компьютер. Его все видят, знают о его существовании, но никто не знает, что внутри корпуса сто тридцатый «пентиум» или машина последнего поколения.
– Ты помнишь, что такое «пентиум-сто тридцать»? – вылупил и без того огромные глаза Часовщик. – Однако, молодой человек. Ладно, иди.
Володя кивнул.
– Спасибо.
В прихожей Петрович нервно припал к глазку, изучая межквартирный холл.
– Никого, – сообщил он, успокоившись. – Иди. И не приходи ко мне больше. Не хочу неприятностей. Мне осталось не так много, очень хочется сдохнуть своей смертью.
Он щелкнул замком, собрался уже потянуть ручку, но Володя задержал его.
– Пет-Роч, а почему вы мне помогаете?
– Тебе нужен повод?
– С тех пор, как я общаюсь с людскими магами и... – Володя запнулся, подбирая слово, – и представителями других сфер, я еще не видел, чтобы кто-то сделал что-то просто так.
– Дрянная компания, – проворчал Петрович. – Но если тебе так нужно объяснение, пожалуйста. Во-первых, как я уже сказал, ты всегда был хорошим мальчиком. Во-вторых, я кое-чем обязан твоему папе. В свое время Игорь меня сильно выручил, хоть и не посчитал эту помощь за труд. Но я помню. Достаточно? А теперь иди. И продолжай быть хорошим мальчиком.
Володя благодарно кивнул и вышел, сзади поспешно захлопнулась обитая драным дерматином дверь.
Мама встретила его с наигранной бодростью. Поинтересовалась, как дела в университете, позвала обедать. Володя бодрился, отвечал на вопросы. Вот только мама видела, что на душе у сына кошки скребут. Видела и молчала.
И сын видел, что она переживает за него. И за то, что не ночевал дома, и за то, что страдает теперь, но не торопится делиться тем, что болит. И он тоже смолчал.
Раньше для скандала хватило бы и десятой доли того, что происходило. Сейчас все изменилось. Никто не выяснял отношения, все молчали о своем. Котел страстей кипел у каждого внутри. Думая об этом, Володя так и не понял, хорошо ли это или скандал был бы лучшим выходом.
Поблагодарив маму за обед, он тихо ушел к себе в комнату, закрыл дверь, лег на кровать и уставился в потолок.