Полумесяц разящий
Шрифт:
— Или продают землю под площадки для гольфа, — заключила Саммер.
— Именно. Судьба Брум Парк, наверное, одна из худших. Особняк продали на условиях таймшера, а все земли превратили в площадки для гольфа. Уверена, сэр Гораций Герберт с прискорбием взирает на это с небес.
— Но усадьба все еще в собственности его наследников?
— Китченер прожил жизнь холостяком и завещал усадьбу Тоби, своему племяннику. Сейчас усадьба в собственности Олдрича, сына Тоби, который тоже уже не молод.
Джулия припарковала машину на просторной стоянке,
Худощавый седовласый мужчина сидел за столом, читая книгу. Услышав, как вошла Джулия, он поднял взгляд и с улыбкой посмотрел на нее.
— Здравствуйте, мисс Гудьир, — сказал он, поспешно вставая из-за стола. — Я получил ваше сообщение о том, что вы приедете сегодня утром.
— Хорошо выглядите, Олдрич. В особняке хватает постояльцев?
— Дела идут вполне прилично, благодарю. Сегодня уже пара человек зарегистрировалась.
— Это моя подруга, Саммер Питт, которая помогает мне в моих исследованиях.
— Рад познакомиться, мисс Питт, — сказал Олдрич, протягивая руку. — Возможно, вы захотите сразу же приступить к работе, так что позвольте вас проводить.
Он провел их через боковую дверь в крыло здания, в котором жил сам. Они прошли через большую приемную, заполненную экспонатами из Северной Африки и Ближнего Востока, собранными Китченером во время его армейской службы в тех местах. Затем Олдрич отворил другую дверь и провел их в кабинет со стенами, обшитыми деревом. Саммер заметила, что одна из стен была доверху заставлена каталогом — ящиками из красного дерева.
— Я подумал, что вы все записи дяди Герберта уже наизусть выучили, — с улыбкой сказал Олдрич Джулии.
— Да уж, немало я с ними поработала, — согласилась она. — Нам надо только еще раз проверить его личную переписку за последние месяцы его жизни.
— Последний ящик справа, — сказал Олдрич, разворачиваясь к двери. — Если понадобится моя помощь, я на месте, за столом у входа.
— Благодарю вас, Олдрич.
Женщины быстро принялись изучать содержимое ящика. Саммер поняла, что здесь хранится информация личного характера, более интересная, чем в Имперском музее. Она просматривала письма родственников Китченера, бесконечную служебную корреспонденцию от подрядчиков, которых Китченер где уговорами, а где в приказном тоне призывал закончить отделку Брум Парк.
— Посмотри, какая прелесть, — сказала она, взяв в руки открытку с приклеенной к ней бабочкой, вырезанной из бумаги. Это было письмо от трехлетней племянницы Китченера.
— Угрюмый старый генерал очень хорошо относился к своей сестре и братьям, как и к их детям.
— Взгляд на личную переписку помогает лучше понять его, так ведь? — сказала Саммер.
— Это точно. Жаль, что в эпоху электронной почты искусство писать письма своей рукой
Они возились еще пару часов, и вдруг Джулия резко выпрямилась, сидя в кресле.
— Клянусь, он не утонул вместе с «Хэмпширом», — выпалила она.
— О чем ты?
— Его дневник, — широко раскрыв глаза, сказала Джулия. — Вот, ты только посмотри на это.
У нее в руках было письмо сержанта, по фамилии Уингейт, датированное несколькими днями до гибели корабля. Саммер с интересом принялась читать его. Сержант с сожалением сообщал, что не сможет сопровождать Китченера в предстоящем путешествии, и желал фельдмаршалу счастливого пути. Внизу была небольшая приписка, прочтя которую она замерла.
— «P. S. Получил Ваш дневник. Буду хранить его до Вашего возвращения», — прочла она вслух.
— Как же я могла пропустить такое? — пробормотала Джулия.
— В остальном это совершенно обычное письмо, написанное весьма неразборчиво, — ответила Саммер. — Я бы такое тоже пропустила. Но открытие просто чудесное. Неужели последние страницы его дневника действительно сохранились?
— Об этом нет никаких официальных данных. Как там звали этого солдата?
— Сержант Норман Уингейт.
— Имя знакомое, но не припомню, откуда я его знаю, — задумавшись, сказала Джулия.
Из соседней комнаты раздался скрип, все громче и громче. Поглядев на дверь, женщины увидели Олдрича, который вошел в кабинет, толкая перед собой столик с противно скрипящим колесом.
— Простите, что прерываю, но я подумал, что вы будете не против отдохнуть и попить чаю, — сказал он, наливая им чай.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Саммер, осторожно беря в руку горячую чашку.
— Олдрич, вы не припоминаете адъютанта лорда Китченера, некоего Нормана Уингейта? — спросила Джулия.
Олдрич потер лоб, подняв взгляд к потолку.
— Случайно, не один ли из телохранителей дяди Герберта? — спросил он.
— Именно, — ответила Джулия. Ее осенило. — Уингейт и Стернс, двое телохранителей, которых предоставили по личному разрешению премьер-министра.
— Да, точно, — согласился Олдрич. — Другой… как там его, Стернс? Он отправился вместе с дядей Гербертом на «Хэмпшире». Уингейт остался, он приболел и не был уверен, что нормально перенесет дальнее путешествие морем. Помню, много лет спустя отец не раз приглашал его на ланч. Тот парень все чувствовал себя виноватым, что не отправился с ними и не разделил их судьбу.
— Уингейт написал, что получил последние страницы дневника фельдмаршала, и пообещал хранить их. Вы не в курсе, он не отдавал их вашему отцу?
— Нет, иначе они были бы здесь, со всеми остальными бумагами. Видимо, Уингейт хранил их у себя, в память о дяде.
Внезапно зазвучал еле слышный сигнал с противоположного конца дома.
— Так, видимо, кто-то пришел к моему столу. Пейте чай, — сказал Олдрич и, шаркая, вышел из кабинета.
Саммер заново прочла письмо, потом поглядела на обратный адрес.