Полуночная девушка
Шрифт:
Добравшись, наконец, до Джаспера, Эхо выпалила, задыхаясь:
– Принес?
Джаспер выудил из сумки, висевшей у него на плече, крошечную бирюзовую шкатулочку, и Эхо заметила, что рама двери за его спиной уже вымазана сумеречной пылью. При желании Джаспер мог быть очень внимательным, но такое случалось нечасто.
– Разве я тебя когда-нибудь подводил? – ответил он.
Эхо ухмыльнулась.
– Постоянно.
Джаспер расплылся в ослепительной, но вместе с тем зловещей улыбке, бросил ей шкатулочку и энергично подмигнул. Эхо привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Не успел он отпустить в ответ какое-нибудь остроумное замечание, как девушка юркнула за дверь и скрылась в междумирье.
Во второй раз путешествие сквозь промежуточное пространство далось ей легче, однако ее все равно чуть не вывернуло. Эхо ощупью брела в темноте и поморщилась, когда ее рука наконец-то коснулась двери. Выход на Центральный вокзал всегда был грязноват, даже по эту сторону междумирья.
«Нью-Йорк, – подумала Эхо. – Город, который никогда не бывает чистым».
Она вышла в один из коридоров, ведущих в главный вестибюль. Обогнула информационную стойку в центре зала, пробираясь сквозь толпу туристов, которые фотографировали созвездия на потолке, и пассажиров, дожидающихся пригородных поездов. Ни один из них не догадывался, что у них под ногами прячется целый мир, скрытый от людских глаз. Ну, по крайней мере, от большинства. Чтобы его увидеть, надо знать, что ищешь, как в случае с той лавкой в Тайбэе. Эхо выждала несколько минут, не покажется ли колдун. А вдруг ему удалось проследить за ней до самой арки? Девушке совершенно не улыбалась перспектива привести его к своим дверям. Эхо была уверена, что колдуны – плохие гости, хотя, разумеется, этого не проверяла.
В животе у нее заурчало: несколькими кусками булочки со свининой не наешься. Эхо вспомнила потайную комнату в Нью-йоркской публичной библиотеке, которую называла своим домом, и недоеденный буррито на столе. Утром она стянула его у ничего не подозревавшего студента, который дремал, положив голову на потрепанный экземпляр «Отверженных». В этой маленькой краже была своя поэзия, потому-то Эхо и стащила буррито. Ей давно уже не приходилось воровать еду, чтобы хоть как-то прокормиться, как в детстве, но если уж подвернулась такая возможность, то грех было ее упускать.
Эхо повертела шеей, чувствуя, как сковавшее ее напряжение уходит через пальцы. Вслушиваясь в грохот прибывающих и отъезжающих со станции поездов, она постепенно расслабилась. Гул убаюкивал, точно колыбельная. Оглядев напоследок вестибюль, Эхо перебросила рюкзак через плечо и направилась к выходу на Вандербильт-авеню. Ее дом находился всего лишь в нескольких кварталах от Центрального вокзала, а на столе дожидался сворованный буррито.
Глава вторая
До самого закрытия в публичной библиотеке Нью-Йорка засиживались два типа читателей: научные работники; студенты, ошалевшие от кофеина; дотошные аспиранты-гуманитарии, корпящие над диссертациями, честолюбивые преподаватели, метящие на постоянную штатную должность в университете. И те, кому некуда было больше пойти; кто искал утешения в уютном мускусном запахе старых книг, тихом звуке чужого дыхания, шелесте переворачиваемых страниц и поскрипыванье деревянных стульев; кому хотелось верить в то, что они не одиноки, пускай и одни. Такие как Эхо.
Она как тень шла по библиотеке, еле слышно ступая по мраморному полу. Было довольно поздно, так что никто не поднял глаз от книги и не обратил внимания на девушку, с головы до ног одетую в черное, которая оказалась там, где ей нечего было делать. Эхо давным-давно нашла маршрут в обход сотрудников, считавших минуты до конца рабочего дня. А камер видеонаблюдения можно было не опасаться. Американские библиотекари доблестно отстаивали
Она прошагала по узким проходам между стеллажами, вдыхая затхлый запах книг. Вскарабкалась по темной лестнице, которая вела к ней в комнатушку. Казалось, воздух здесь сгустился, точно по волшебству. Охранные заклинания, которые Птера помогла ей наложить, отталкивали Эхо, но она с легкостью преодолела их сопротивление. Они должны были ее узнавать. А вот если бы на лестницу набрел кто-то другой, то наверняка раздумал бы подниматься, внезапно вспомнив про невыключенную плиту или срочную встречу, на которую уже опаздывает. На Эхо же заклятье не действовало.
Наверху лестницы находилась дверь, самая обычная, бежевая, как у любой другой библиотечной подсобки, но и она была заколдована. Эхо выудила из заднего кармана швейцарский перочинный нож, раскрыла его и уколола кончиком маленького лезвия подушечку мизинца. На пальце выступила кровь.
– Кровью моей, – прошептала Эхо.
Она прижала алую каплю к двери, и в воздухе послышался электрический треск, так что у Эхо волоски на загривке встали дыбом. Раздался негромкий щелчок, и дверь отворилась. Как и каждый раз, возвращаясь в свою тесную комнатушку, битком набитую сокровищами, которые Эхо украла – или, точнее, выпустила на свободу – за эти годы, она ногой закрыла за собой дверь и произнесла, ни к кому не обращаясь:
– Солнышко, я дома.
После какофонии криков и шума Тайбэя и гула нью-йоркской толпы в час пик ответная тишина радовала. Эхо бросила рюкзак на пол у письменного стола, который утащила из библиотечной кучи мусора, предназначенного для переработки, и упала в кресло. Включила тянущуюся вдоль всей комнаты гирлянду, которая наполнила уютный уголок теплым светом.
Перед Эхо на столе лежал вожделенный буррито в окружении всевозможных безделушек. Многочисленные вещицы украшали и все свободные поверхности в комнате. Здесь были крошечные нефритовые слоники с Пхукета. Жеоды из аметистовых рудников в Южной Корее. Настоящее яйцо Фаберже, инкрустированное рубинами и отделанное золотом. Вокруг на каждом свободном клочке пространства высились стопки книг, сложенных одна на другую в шаткие башни. Одни Эхо читала и перечитывала по десять раз, другие вообще не открывала. Однако само их присутствие успокаивало. И девушка копила их не менее охотно, чем прочие свои богатства. В семь лет она решила для себя, что воровать книги аморально, но поскольку все эти тома не покидали пределов библиотеки – она всего лишь перенесла их в другое место, – то с юридической точки зрения это вовсе не кража. Эхо окинула взглядом книжные завалы, и на ум ей пришло одно-единственное слово: цундоку.
Так японцы называют явление, когда книги покупают и складывают в стопки, не читая. Слова Эхо тоже коллекционировала. И началось это задолго до того, как она попала в библиотеку, еще в ту пору, когда жила в доме, о котором ей не хотелось вспоминать, в семье, о которой с радостью позабыла бы. В те годы из книг у нее были только устаревшие энциклопедии. У Эхо почти не было вещей, зато всегда были слова. А теперь и тайник с украденными сокровищами – как съедобными, так и не очень.
Эхо поднесла буррито ко рту, собираясь откусить кусок, но ей помешал шорох крыльев. Лишь одно-единственное создание способно было не только путешествовать по междумирью без сумеречной пыли, но и обходить заклятья, не поднимая тревоги, и вечно являлось без предупреждения. Эхо вздохнула. Вот невежа.