Полусредний мир
Шрифт:
— И зачем только я познакомился с тобой? Я мог бы спокойно сидеть в Сам-Барове и творить вино из воды или наняться к друидам строителем каменных гороскопов. А теперь все пропало: нас съедят и нет никакой надежды на спасение!
Вован, руки которого были связаны, был лишен возможности достойно ответить волшебнику, и потому предпочел не обращать внимания на его упреки.
Наконец, уставший волшебник умолк и вскоре уснул. Вован тоже задремал.
Проснулся он оттого, что кто-то осторожно теребил его за плечо. Вован открыл глаза.
Над ним стоял Килатив Курачног. Сделав Вовану знак не шуметь, он провел его мимо спящего у входа дикаря и ввел в свою пещеру.
Пещера вождя представляла собою странное зрелище. Стены ее украшали многочисленные боевые трофеи, вроде львиных и тигриных шкур, скальпов противников и завоеванного в битвах оружия. Но наравне с ними присутствовали и совершенно необычные предметы, никак
Килатив развязал веревки, связывавшие Вована, и указал на большой камень напротив, покрытый шкурой росомахи. Вован присел.
Некоторое время Килатив молча разглядывал пленника.
— Мне кажется, ты прибыл издалека, — наконец промолвил он.
— Ну, — осторожно ответил Вован, не понимая, к чему клонит вождь.
— Видишь ли, — сказал Килатив. — Меня очень интересуют другие страны, другие культуры… Цивилизация, в общем…
— Ы-ы-ы, — сказал Вован, не зная, что ответить.
— Здесь, среди дикарей, чувствуешь себя как-то одиноко, неуютно… Бесконечные войны, драки, варварское истребление друг друга, какие-то дикие языческие обряды… Первобытно-общинный строй, одним словом!.. Иногда так хочется убежать от всего этого на берег океана, и сидеть, слушая пение волн, и смотреть, как закатное солнце окрашивает небо волшебной акварелью… Где-то там, за горизонтом, есть удивительные страны. Там живут такие же люди, как мы, но живут совсем иначе. Мне всегда было интересно, что там, за горизонтом. Я даже попытался изобразить свои фантазии в рисунке. Вот… — и Килатив, смущенно улыбаясь, достал из-под подушки бережно завернутую в шкуры плоскую кость, развернул и подал Вовану.
На кости был нарисован фантастический город. Люди, одетые в легкие разноцветные шкуры, гуляли по большой площади, окруженной высокими, в два-три этажа домами. Посреди площади бил фонтан, а вокруг фонтана были разбиты большие яркие клумбы.
— Клево, — сказал Вован, не зная, как еще похвалить вождя.
— Ужасно хочется культуры, — вздохнул вождь. — Картин, скульптур, музыки… А вот послушай, что я еще придумал. Что, если найти неглубокую пещеру с ровным полом, завесить вход звериными шкурами, и поставить двух дикарей, чтобы в нужный момент раздергивали этот занавес. Перед входом в пещеру следует установить каменные скамейки для зрителей. Тогда несколько дикарей в пещере могли бы разыгрывать забавные и поучительные сценки. Я даже придумал несколько историй. Вот послушай, к примеру. Юноша и девушка из разных племен полюбили друг друга. Но их племена враждуют и любовь их под запретом. Во время охоты юноша случайно убивает брата своей возлюбленной. Ему грозит кровная месть. Он решает покинуть свое племя и скрыться в джунглях. Его возлюбленная в печали. Как ей пережить разлуку? И тогда старая шаманка предлагает ей сонное зелье. Девушка принимает зелье и засыпает. Юноша, вернувшись из джунглей, обнаруживает ее бездыханной. Решив, что она умерла, он прямо у ее ног забивает себя дубиной насмерть. Она же, очнувшись и обнаружив его мертвым рядом со своим ложем, перерезает себе горло бронзовым серпом. Каково? Правда, нет повести печальнее на свете? Или вот еще. Старый вождь гибнет в результате заговора от рук своей старшей жены и ее любовника-визиря. Во время камлания дух старого вождя является его сыну и требует отмщения. Молодой вождь в раздумье. Быть или не быть? — спрашивает он себя. Потом он вызывает коварного визиря, ставшего новым королем, на честный бой и гибнет от отравленной дубины. Я собираюсь переложить это все на стихи. Стихи… Это самое замечательное, что есть на свете. У нас никто не понимает стихов, а я не могу жить без них.
— Упс, — сказал Вован. — Ы-ы-ы…
Килатив посмотрел на него.
— Дикий ты какой-то, чужеземец, — сказал он разочарованно. — А я надеялся, что хоть с тобой удастся поговорить. Кругом одни варвары! Думал, в кои-то веки поймали приличных людей — и на тебе. Жаль… Ну, ничего не поделаешь. Придется вас съесть, — вздохнул он.
— Как это — съесть?! — опешил Вован.
— Можно вареными, можно тушеными, а можно и жареными. Впрочем, в последнее время я плохо переношу жареное. Наверно, желчный пузырь пошаливает.
— Слышь, брателло, — сказал Вован, изо всех сил напрягая ум. — А я тоже, это… стихи знаю.
— Как? — вскинулся Килатив. — Ты знаешь стихи?! Почитай!
— Ну, это… как это?… Сейчас… Блин! Забыл!
— Прошу тебя, чужеземец! Умоляю!
— А, во! Вспомнил!
И
Килатив зачарованно слушал. Когда Вован закончил, он восхищенно вздохнул:
— Здорово! Мне никогда так не суметь! Долго над полем сандалик летал…
— А ты че, тоже стишки тискаешь? — поинтересовался Вован.
Килатив потупился:
— Я не знаю, можно ли это назвать стихами… По-моему мнению, настоящие стихи — это нечто действительно совершенное…
— Ну, упади на прикол! — предложил вежливый Вован.
Килатив еще некоторое время стеснительно молчал, борясь со смущением, потом махнул рукой и начал:
Под бархатным пологом ночиУсталая дремлет звезда,Сердце влюбленное точитГорькой разлуки беда.Шорохом океана, первым лучом зари,Теплым дыханием ветраНадежду ты мне подари.Что мне богатства земные,Золото и жемчуга —Сокровища иныеК твоим положу ногам:Золото листопада и серебро звезды,Неба ночного бархат, шелк родниковой воды. Но нам суждена разлука —Воина путь жесток.Утро последнего бояКровью окрасит восток.В этой жестокой жизниВыпало нам страдать.В погоне за счастьем капризнымМучиться и умирать.Холодом смерти подуло,Вечер приходит седой.Короткая жизнь промелькнулаПадающей звездой.Извечная жизни беспечность:Не ценим мгновений — во тьмуИз суетной жизни в ВечностьУходим по одному. И с тихим последним вздохом,Усталые смежив глаза,Проклятием жизни жестокойГорячая каплет слеза.Душа моя вольною птицейВ раскрытое рвется окно.Мечтами и сном возвратитьсяК тебе мне теперь суждено…Килатив замолчал, задумавшись.