Полусвет
Шрифт:
Дети Самсона. Информацию о них стоило искать там, куда я и направилась изначально — в ПМВ. Ни страха, ни разочарования на этот раз я не ощутила. По сути ничего нового мы сегодня и не узнали — лишь подтвердили те догадки, к которым пришли до этого. Что-то упорно пряталось у нас под самым носом.
Как не странно, сейчас меня беспокоило совсем не это.
Присев на корточки перед Вагнером, я осторожно коснулась его локтя.
Совсем ледяной.
— Ты ел? — я легонько погладила твердую кожу, напоминающую на ощупь фарфор.
—
Вагнер посмотрел на меня а я, не выдержав его взгляда, отвернулась. Он был прав. Слишком много. Мое настроение, мои мысли, все менялось со скоростью света, то сваливаясь бессмысленной мешаниной, то выстраиваясь в логический ряд.
— Как это?
— Не поняла? — я повернулась к Вагнеру.
Вампир прочистил горло. Он барабанил пальцами по столу явно в попытке сформулировать свои мысли.
Это зрелище обезоруживало.
— Что ты чувствуешь? — я нахмурилась, — Сейчас. Когда меняешься. Тебе страшно, ты в растерянности? Может быть ты воодушевлена? Как это для тебя?
— Не знаю, — мгновенно выдала я, а Вагнер повернулся, глядя на меня с удивлением, — спокойно. В целом. Чисто, — я приложила палец к виску, — здесь чисто. Какая-то муть, туман, все ушло. Понятно, что хватает всякой путанницы, но в голове как-то посветлело что ли.
Вагнер улыбнулся. Он повернулся ко мне и нагнулся, вытянув руку вперед. Его ладонь коснулась моей груди. Холод прошелся по моей кожи. Тонкая ткань футболки не могла защитить от мороза, что сейчас излучало все его тело.
— Бьется, — сказал он все с той же улыбкой, — ты, определенно, жива.
— Так и твое бьется, — пожала плечами я.
— Так и я жив, — Вагнер нагнулся ниже, — ты просто всегда об этом забываешь. Я родился таким. Как рождаются люди, так родился и я.
— Иногда дети рождаются мертвыми, — Вагнер поморщился, — все, все. прости. Да, я понимаю, что ты хочешь сказать. Но и ты же понял, что хочу сказать я. У вампиров тоже бьется сердце. Просто все немного иначе.
Вагнер коснулся моего виска, а я замерла, глядя в его покрасневшие от усталости глаза.
— Ты сказала, что происходит тут, — его ладонь на моей груди ожила. Вагнер слегка постучал пальцами, повторяя удары сердца, — но ничего не сказала про то, что происходит здесь.
— Я не знаю, — повторила я чуть тише.
Что я чувствовала?
Последнее время этого было так много, что кажется я уже просто устала что-то чувствовать. Мне надоело все. Жалость к себе, страх, нерешительность, печаль, депрессия, ужас. Все эти эмоции стали пресными. Невкусными. Я отказывалась их испытывать.
Я просто была. И, надо сказать, впервые за долгое время мне нравилось это.
Быть.
Ладонь Вагнера опустилась на мою щеку. Он смотрел на меня с какой-то грустью и … пониманием. Печальная улыбка тронула его губы. Вздохнув, Вагнер запечатлел холодный поцелуй на моем лбе.
— Я знаю, — прошептал он, —
Глава 27
Здание ПМВ встретило меня пинком в прошлое. И это первый раз для меня ничего не значило.
Раньше я всегда видела здесь лишь обшарпанные стены с давно потрескавшейся краской, облетевшую побелку на потолке и бесконечный поток людей в очереди в “регистратуру”. Надо сказать, что сама я в этой очереди никогда не сидела. Ведь Сима Жарова приезжала лишь по вопросам, по которым ее вызывали.
Сейчас же, расстегнув свою видавшие виды утепленную куртку, абстрагируясь от всякого шума рядом и по самые уши замотавшись шарфом, я прозябала в кругу малоприятных людей, что своим бубнежом у буддийского монаха вызвали бы приступ панической атаки. Откуда бралась в людях эта бестолковая потребность?
Попиздеть, лишь бы о чем.
Здесь было все — от цвета говна внучатых племянниц до некорректности построения монархического строя в шестнадцатом веке. Они обсосали все. Единственное, то жестко выбивалось из создаваемой атмосферы, это терминал электронной, что гордо стоял посередине с надписью “не работает”.
Мне было не до них. уткнувшись в планшет, я раз за разом обводила значок короны, лишь изредка проверяя, на месте ли мужчина брутального вида со стойким запахом дешевых сигарет, за которым я занимала очередь.
Мне было, о чем подумать.
После ухода Константина, Вагнер хоть и не уснул, но обнявшись с пакетом крови, завалился под теплый плед. Вся сила и уверенность, что он демонстрировал гостю, да и совсем недавно мне самой, из него испарилась, не задержавшись надолго. Он внезапно стал каким-то маленьким и серым. Его знобило. А это совершенно не укладывалось в мои знания и представления о вампирах.
Сидя рядом с ним и растирая ему конечности для лучшего кислорода обмена, я впервые задумалась о том, о чем он говорил, серьезно.
Вагнер был рожденным.
Если предположить, что рожденный вампир — живой, то, как и все живое, он должен поддаваться законам биологии. Тут каждый школьник знал, что любой живой организм от неживого отличало пять признаков. Все живое растет, дышит, питается, размножается.
И умирает.
Как это могло выпасть у меня из вида в то время, когда мы активно сражались с Самсоном, я не понимала.
Сейчас же я сидела и смотрела на пять значков, обозначающих каждый жизнеобеспечивающий процесс, что нарисовала на ноутбуке.
Растет. Здесь все было очень понятно. Вагнер родился, как обычный младенец, и рос в привычном для человека темпе. Как только период роста завершился, Вагнер перестал меняться внешне. И вот здесь раньше делали вывод о том, что на данном этапе вампир перестал расти, а, следовательно, терял одно из важнейших свойств живого организма. Ведь у человека с ростом, после десяти лет жизни, увеличивается скорость умирания с каждым годом.