Полутораглазый стрелец

Лившиц Бенедикт Константинович

19 января 1915

73. РАЗЪЕЗД

Цветов условных суета, Неверных вееров маванья, Но мрамор львиного щита Красноречивей расставанья: Уже касаются персты Росы ночного винограда, На занавеси маскарада Лукавый очерк темноты. А там — из синевы Невы Не вырастет ли знак прощальный?.. Свободной лапой злые львы Хватают дым фаты фатальной.

1914

74. ЗАКАТ У ДВОРЦОВОГО МОСТА

И

треугольник птичьей стаи, И небосклона блеклый прах — Искусный фокус Хокусаи, Изобличенный в облаках, А душу водную волнуя — Какая пламенная сыть! — Из солнечного златоструя Мы не торопимся уплыть, Не веря сами, что добыто Такое счастье над Невой И не раздавит нас копыто На набережной роковой.

1915

75. ПАВЛОВСК

Во цвель прудов ползут откосы, А в портики — аквамарин, Иль плещется плащом курносый Выпуклолобый паладин?.. О, как решительно и туго Завязан каждый из узлов В твоем саду, воитель круга И дон-кишот прямых углов! Еще уходит по ранжиру Суконный бант на париках, А ты стремишь свою порфиру В сырую даль, в зеленый прах, — Из Розового павильона, Где слезы женские — вода, Следить, сошла ли с небосклона Твоя мальтийская звезда. И царедворцы верят фавну, Клевещущему в лоно звезд, Что прадеду неравен правнук, По гроб избравший белый крест.

1914

76. КУОККАЛА

Розы в шелковом бульоне: В шелк лазоревый раскрыт Строй кабин на желтом лоне — Раковины афродит. Кто, не ведающий зною, Золотой не выпьет грог, Если рыжею слюною Брызжет танговый бульдог? Кляксу, ставшую кометой, — Песья пляска! теннис клякс! — Ловит канотье-ракетой Ландышевый англосакс. Кипень пены, стручья лодок, Змеи солнечных рапир — И наводит в воду кодак Оплывающий сатир. Только ты с улыбкой детской, Став на знойную корму, Ищешь веер Сестрорецка В светло-бронзовом дыму.

1914

77. КОНЦОВКА

Сколько званых и незваных, Не мечтавших ни о чем, Здесь, плечо к плечу, в туманах Медным схвачено плащом! Пришлецов хранитель стойкий Дозирает в дождеве: Полюбивший стрелы Мойки Примет гибель на Неве… Город всадников летящих, Город ангелов, трубящих В дым заречный, в млечный свет, — Ты ль пленишь в стекло монокля, Тяжкой лысиною проклят И румянцем не согрет?..

18 ноября 1915

78. ПРОРОЧЕСТВО

Когда тебя петлей смертельной

Рубеж последний захлестнет

И речью нечленораздельной

Своих первоначальных вод

Ты воззовешь, в бреду жестоком

Лишь мудрость детства восприяв,

Что невозможно быть востоком,

Навеки запад потеряв, —

Тебе ответят рев звериный,

Шуршанье трав и камней рык,

И обретут уста единый

России подлинный

язык,

Что дивным встретится испугом,

Как весть о новобытии,

И там, где над проклятым Бугом

Свистят осинники твои.

<1918>

ПАТМОС

79.

Глубокой ночи мудрою усладой, Как нектаром, не каждый утолен: Но только тот, кому уже не надо Ни ярости, ни собственных имен. О, тяжкий искус! Эта ширь степная, Все пять морей и тридцать две реки Идут ко мне, величьем заклиная, И требуют у лиры: нареки! Но разве можно тетивы тугие На чуждый слуху перестроить лад, И разве ночью также есть Россия, А не пространств необозримых плат? Как возложу я имя на поляны, Где мутным светом все напоено, И, совершая подвиг безымянный, Лежит в земле певучее зерно? Уже мне внятны: дивное зачатье И первый поиск звука в глубине, Двух полюсов земных рукопожатье, В младенчестве приснившееся мне, — И в забытьи, почти не разумея, К какому устремляюсь рубежу, Из царства мрака, по следам Орфея, Я русскую Камену вывожу.

1919

80.

Приемлю иго моего креста, Трех измерений сладкую обиду, Пусть ведая, что в райские врата, Вовнутрь вещей, я никогда не вниду. Но не гордынею душа полна, Хотя уходит в сторону от Рима: На что мне истина, пока она С поющим словом несоизмерима? Вдоль Божьих уст ложатся русла рек, И Дух витает по пустыням водным, Но хорошо, что каждый человек Отягощен проклятьем первородным: В тишайший час, иль в бурю и грозу, Когда Господь является пророкам, На Патмосе, в неведенье высоком, Я золотое яблоко грызу.

1919

81.

Есть в пробужденье вечная обида: Оно изгнание, а не исход Из сновидения, где Атлантида Вне времени явилась нам из вод. Насельники исчезнувшего брега И с явным брегом явно не в ладу, Зачем должны мы, идя внутрь ковчега, Менять сердцебиенье на ходу? И петь! И петь! Иль, в самом деле, снова Поющей плотью станет этот крик — И выплывет из океана слова Метафоры ожившей материк?

1919

82.

Когда на мураве, с собою рядом Ты музу задремавшую найдешь, Ни словом, ни нетерпеливым взглядом Ее видений сонных не тревожь. Не прерывай божественной дремоты: Застыло солнце, и родник не бьет, И только мерно заполняет соты Благоуханный и прозрачный мед. О, никаких не должно соответствий Тебе искать в созвучиях — пока: Всё за тебя и вовремя, как в детстве, Заботливая сделает рука. Недолго ждать: незримые зефиры Еще резвятся с музой в полусне, Но золотое средоточье лиры Уже обозначается вполне — Там, высоко, в сужающемся круге, Где бытие твое заключено, И под рукой очнувшейся подруги Сейчас прольется лирное вино.