Полужизни

Ханна Софи

– Как не позволить себе прощать людей? Об этом ты хотела спросить?

По щекам катятся слезы, но мне все равно.

– Помню, родители говорили: «Мы христиане, Рут. Христианам свойственно прощать». А я не хочу прощать всех и каждого!

– Почему? – строго спрашивает Мэри. Совсем как учительница, требующая домашнюю работу, которую следовало давно сдать.

– Потому что тогда я останусь единственной, кому...

– Думаешь, ты единственная, кому нет прощения? Этого боишься?

Неужели она меня поняла? Это чудо, маленькое чудо!

– Я настраивала Стивена против Джеммы, изо всех сил старалась разлучить их, искренне считая себя целомудренной благодетельницей за то, что отказалась заниматься с ним сексом. – Я утираю слезы. – Не понимала, что секс это только секс. Любовь – это когда есть нечто большее. Так или иначе, это лучше и безобиднее, чем манипулировать сознанием человека. Получается, со Стивеном я использовала ту же тактику, что мои родители со мной, но поняла это только на суде. Тому, что Стивен с Джеммой со мной сделали, оправдания нет, но разве я это не заслужила? Разве я их не спровоцировала?

– Начнешь прощать всех и каждого, можешь увлечься и простить родителей, – предупреждает Мэри. – Не думаю, что тебе это нужно. Разве они простили тебя, следуя своей всепрощающей христианской морали? Ты послала им письмо, и где ответ? И это люди, проповедующие милосердие! На словах!

– Нет, они и живут так. После... того происшествия они навестили меня в больнице, сказали, что простили Стивена и Джемму. И что я тоже должна простить. По-моему, я единственная, кто так и не заслужил их прощение.

– Следовательно, ты единственный человек на свете, который прощения не заслуживает. Худший человек на свете, так?

– Да.

Вопрос Мэри вскрыл невидимый нарыв. Этого я так боялась? Стоило встретиться лицом к лицу со своим страхом, и он улетучился, оставив лишь гулкую пустоту. Веки смыкаются. Спать...

Мэри осторожно касается моего плеча:

– Нет, не так. Рут, ты не худший человек, а по-настоящему уникальный. Неужели не понимаешь? Лишь тебе удалось задеть твоих родителей за живое. Ты накричала на них, высказала такое, что им никто сказать не отваживался. Физическое насилие простить несложно, если, конечно, ты не жертва. «Стивен и Джемма? Прощены! Они ведь лишь хотели убить нашу дочь! Сорвавший с нас розовые

очки? Вот ему нет прощения!» Понимаешь, о чем я?

Вроде бы понимаю. Если способна простить Стивена и Джемму, значит, я лучше и милосерднее, чем мои родители, хотя и не христианка, и в Бога не верю. Мэри, Стивен, Джемма, мама, папа, я сама – может, я смогу простить всех.

– Я о том, что твои родители – жуткие говнюки. Пошли они куда подальше!

Я слабо улыбаюсь и прошу:

– А теперь расскажи про Марту и Эйдена.

Огонек в глазах Мэри гаснет, словно внутри перегорела лампочка или сели батарейки.

– С одним условием. Это моя история, поэтому судья и палач в ней я. Захочешь кого-то пожалеть или оправдать – пожалуйста, только не вслух. Я не так великодушна, как ты.

Я киваю. Мэри куда свободнее меня, особенно в отношении чувства вины. Она научилась жить со своим горем и даже обратила его себе во благо. Смогу я стать такой, как она, или навсегда останусь невидимым прокурором, строго наблюдающим за каждым своим шагом?

Мэри встает и опять закуривает.

– Эйден и Марта встретились на собеседовании. На факультете искусства кембриджского Тринити-колледжа выбирали младшего научного сотрудника. Должность получил Эйден, а Марта отчаянно храбрилась и потчевала народ болтовней о том, что все ее беды от денег. – Мэри улыбается. – Помню, у нас вела уроки практикантка, которая однажды спросила, сколько телевизоров в домах наших родителей. Больше всего оказалось у Мартиных – семь. Практикантка онемела от удивления. Эдакая луддитка, поборница всего естественного, она решила уточнить, в каких комнатах стоят телевизоры. Марта с ходу перечислила шесть: на кухне, в гостиной, в родительской спальне, в ее спальне, в комнате отдыха, в летнем домике. Практикантка спросила про седьмой, а Марта, безошибочно предугадав ответную реакцию, замялась. Практикантка настаивала, и Марта, покраснев, сказала: «В родительском самолете».

– У них был собственный самолет?

– Да, во всей школе таким чудом могла похвастаться лишь Марта. Вертолеты были, а вот самолет... Сейчас-то здесь многие ученицы на личных самолетах летают! Так или иначе, должность в Тринити-колледж Марта не получила вовсе не из-за денег. Как художника Эйдена ценили больше, чем ее как писательницу, и она прекрасно это понимала.

Перед глазами темнеет.

– Эйден – художник?..

– Ты не в курсе?

– Нет.

– Никогда не заставала Эйдена за работой и не видела его картин?

– Он не писал картины, то есть не пишет, – лепечу я. Мне словно рассказывают о чужаке, мало похожем на человека, которого я знаю. Или думаю, что знаю... – Если б писал, я наверняка бы увидела. Эйден... – опрометчиво начинаю я. Хотя почему бы и нет? Разве есть повод скрывать? – Когда мы встретились, он жил в комнате за мастерской. На стене там висели пустые рамы, он сам их сделал. Пустые рамы, без картин.

– Так он бросил писать? – тихо спрашивает Мэри, покачиваясь с пятки на носок. – Хорошо...

– Зачем Эйден это сделал? Зачем повесил на стены пустые рамы? – вслух вопрошаю я, а себе задаю совершенно другие вопросы. Почему Эйден не говорил мне, что знает о Джемме и Стивене? Каким образом он узнал о них?

– Сколько пустых рам в той комнате?

– Не знаю... Не считала.

– Больше десяти?

– Да.

– Около ста?

– Нет, намного меньше. Не знаю... пятнадцать... двадцать.

– Я точно знаю сколько. При случае пересчитай, увидишь, что я права.

Все, кроме меня, знают то, что не могут знать, а я не знаю даже то, что могла бы, обязана знать. Эйден из бедной семьи? Сколько телевизоров было в доме его родителей? Я лихорадочно вспоминаю все, что Эйден рассказывал о детстве. Он любил животных, хотел завести кошку, но не решался из-за родительского запрета. Он завидовал приятелям, у которых были собственные комнаты, потому что мечтал об уединении. Старшие брат с сестрой казались совершенно чужими.

– Их восемнадцать, – говорит Мэри. – Пустых рам восемнадцать.

ЗВЕЗДЫ НОВОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

«Таймс», 23 декабря 1999 года

Их имена вы еще не слышали, но очень скоро услышите. Писатель, художник, актер, комик, певец – этим молодым талантам Великобритании Сенга Макаллистер пророчит славу и богатство.

Сегодня в студии на Хокстон-стрит я встречаюсь с пятью потрясающе талантливыми людьми. Они участвуют в фотосессии для запущенного журналом «Вог» проекта «Новый талант, новый стиль», но в перерывах между укладкой, маникюром и выщипыванием бровей любезно согласились уделить мне по паре минут и рассказать, каково штурмовать заоблачные высоты славы.

Эйден Сид, художник

Молодой и перспективный – это про Эйдена. В тридцать два года он проходит аспирантуру при Национальной портретной галерее, а до этого целых два года наслаждался завидной должностью младшего научного сотрудника на факультете искусств в кембриджском Тринити-колледж. По словам Эйдена, среди соискателей значились не только художники, но и писатели, и композиторы, но он побил их всех. «Побил, конечно же, не в буквальном смысле! – смеется Эйден. – Вряд ли я талантливее других кандидатов. Мне просто повезло: кому-то понравилась моя работа». Скромность к лицу Эйдену, талантом которого восхищается весь мир искусства. В феврале следующего года в известной лондонской галерее «Тик-так» состоится его первая персональная выставка. Йен Гарнер, владелица галереи, называет Эйдена «виртуозом и чистым гением». Я поинтересовалась, в чем заключались его обязанности как младшего научного сотрудника. «В Тринити-колледж издревле покровительствовали точным наукам, а я в рамках своей должности покровительствовал искусству. Звучит напыщенно, но получилось именно так. Мне предоставили полную свободу творчества – позволили целыми днями заниматься живописью и платили жалованье. Сказка, а не должность! При этом научной степени у меня нет. Я простой художник и простой человек».

Простотой Эйден гордится. Он вырос в Калвер-Вэлли; муниципальный микрорайон, где жила его семья, иначе как гетто не назовешь. Его мать Полин работала уборщицей и умерла, когда Эйдену исполнилось двенадцать, а отца он никогда не знал. «Первая зубная щетка у меня появилась лет в одиннадцать. Я ей краски смешивал!» – вспоминает Эйден. Разумеется, мать-уборщица холст и кисти не покупала, поэтому Эйдену приходилось воровать в школе. «Я знал, воровать плохо, но без живописи не мог существовать. Вокруг пили, курили, а я рисовал как одержимый». В семье увлечение живописью сочли бы странным, и юный Эйден прятал свои работы в доме лучшего друга Джима. «Его родители жили совершенно в другом мире. Они всегда поощряли мое творчество». Ребенком и подростком Эйден рисовал на том, что попадется под руку, – на картонных коробках, пачках сигарет. В шестнадцать он бросил школу, устроился работать на мясокомбинат и за несколько лет скопил денег на колледж. «Работать было тяжело, – признается Эйден, – но я благодарен судьбе за те годы. В колледже я попал к великолепному преподавателю живописи, который сказал: “Эйден, настоящему художнику необходим жизненный опыт”. Полагаю, он прав».

Несмотря на очевидный талант и многочисленные предложения любителей искусства, Эйден еще не продал ни одной картины. Все, что он до сих пор создал, его не устраивает. Эйден работает медленно, усердно и готов отдать в чужие руки лишь безупречную, на его взгляд, картину. Такое впечатление, что самоцензура у него жесточайшая. «Сейчас параллельно довожу до ума восемнадцать картин. Я занимаюсь ими довольно давно и считаю, что лишь их можно представить на суд зрителей». Эти картины и появятся на февральской выставке в галерее «Тик-так». Они мрачные, гнетущие и, моде вопреки, образные. «Мода для меня – пустой звук! – с нескрываемой гордостью заявляет Эйден. – Можно использовать классические приемы и оставаться современным. Не понимаю тех, кто отрекается от векового знания и опыта. По-моему, это верх надменности. Моя цель – отталкиваться от мирового художественного наследия, а не начинать с нуля».

Я осторожно интересуюсь, будут ли продаваться работы, представленные на февральской выставке в галерее «Тик-так». «Боюсь, у меня нет выхода! – смеется Эйден и чуть серьезнее добавляет: – Разве цель выставки не в этом? Если откажусь продавать, Йен [Гарнер] не обрадуется!»

В общем, дорогие коллекционеры, становитесь в очередь! Интуиция подсказывает, что в ближайшие годы об Эйдене Сиде мы услышим еще не раз.

Дуна Чемпион, 24 года, актер

Точеный профиль Дуны вгоняет юных девочек в транс. Впервые перед широкой аудиторией Дуна предстал в роли Тоби, проблемного подростка из «Далекого странника». Благодаря хвалебным отзывам критиков карьера Дуны не пошла, а буквально взлетела в гору. «Я больше не ищу работу, – не скрывает радости Дуна. – Теперь работа ищет меня». Беглого взгляда на начало его карьеры достаточно, чтобы понять: его успех совершенно закономерен. По совету матери, регистратора частного стоматологического кабинета в Лидсе, Дуна прямо со сцены школьного театра отправился в Блейдвикский молодежный театр, который все чаще называют соперником Королевского национального театра. В Блейдвике Чемпион провел четыре года. «Сперва считал это классным предлогом не делать домашку, – признается Дуна, – но потом почувствовал: сцена – моя страсть». Страсть не осталась без награды – он получил Золотую медаль Бэнкрофта как лучший молодой актер. «Я понял, что иду верной дорогой, когда не стало отбоя от девочек! – шутит Дуна. – Какой мужчина откажется от женского внимания?!»

Когда Чемпион стал профессиональным актером, свои услуги ему предложили тридцать с лишним агентов. Дуна искренне верит в успех фильма «Блеск чешуи», который выходит на большие экраны в следующем году. Он играет больного шизофренией Айзека, семье которого после смерти отца-алкоголика грозит потеря родового гнезда. «Фильм держит в напряжении с первой до последней минуты и оставляет в душе неизгладимый след», – говорит Дуна. «Какова слава на вкус? – любопытствую я. – Такая же пьяняще сладостная, как кажется нам, простым обывателям?» «Она даже вкуснее! Я востребован, деньги лопатой гребу, – радуется Чемпион, а потом мрачнеет. – Честно говоря, слишком популярным становиться не хочу. Люблю пропустить стаканчик-другой в местном баре и чтобы на шею никто не вешался». Прости, Дуна, но спокойные посиделки в баре останутся в двадцатом веке!

Кэрри Гатти, 30, комик

Перво-наперво Кэрри уточняет: он парень, а не девушка, хотя мускулистый торс и низкий голос сомнений не оставляют. Дело в имени, которого он стесняется с детства. «Мама искренне считала его универсальным, вроде Лесли и Хиллари. Впрочем, на мой вкус, что Лесли, что Хиллари, что Кэрри – все равно ужасно! Мой девиз: мальчикам мужские имена, девочкам женские!» – смеется Кэрри. Почему же он не взял псевдоним? «Мама бы расстроилась!» Гатти отлично преуспел с тех пор, как написал «“Семерку Блейка” по Фрейду», дипломную работу на театральном факультете Плимутского университета. Он звезда Ай-ти-ви – играет в «Загробной жене», ситкоме от создателей «Отца Теда»{«Отец Тед» – ситком, в 1996

году получивший приз Гильдии писателей Великобритании.}, и недавно завершил рекламное турне вместе со Стивом Куганом{Стив Куган – английский актер, выступал в качестве продюсера, композитора и сценариста.}. Постоянные гастроли, постоянные шоу в театрах Вест-Энда – как же Кэрри справляется? «Каждое шоу выжимает меня как лимон, – признается Гатти. – Фактически целый день живешь ради тех двух часов. После шоу хочется выпустить пары, но у меня очень плотное расписание, поэтому нервные срывы – непозволительная роскошь». По словам Кэрри, он всегда любил смешить людей. «Я даже на уроках веселился! Сорванцы вроде меня особо не усердствуют, но учителя не злятся – кто злится на клоунов! Да, я смешил не только учителей, но и директора, хотя этого мизантропа лучшим комикам мира не развеселить!» Иначе говоря, лучшим комиком мира скромняга Гатти считает себя.

В студенческие годы Кэрри оттачивал свое умение в эстрадных клубах бок о бок с Джеком Табинером и Джоэл Рейнер. Звездным часом Кэрри стал «свободный микрофон» на концерте «Роллинг Стоунз» в Саут-банк-центре. Он тут же обзавелся собственным агентом и получил роль Нерда Неро в ситкоме Ай-ти-ви «Я думал, ты никогда не спросишь». Ситкому достался приз, а Кэрри вместе с комеди-клубом «Сайдсплиттерс» отправился в турне по Австралии и Новой Зеландии. «Мы стояли на борту лайнера с банками пива в руках и прикалывались: “Это называется работой? Офигеть!”»

Кэрри родился в Лэброук-Гроув и восьмилетним участвовал в программе для одаренных детей, которую проводило Управление народного образования Центрального Лондона. «По выходным хотелось играть в футбол с приятелями, а меня отправляли на мастер-классы Теда Хьюза{Тед Хьюз – английский поэт-лауреат.}. Я их ненавидел!» Мать Кэрри никогда не работала, отец долгое время служил охранником, а сейчас – совладелец фирмы «Сыщики Стейплхерста». «Так он сыщик?» – ахаю я. «Ага! – смеется Кэрри. – Только это все скучная офисная работа. Романтики вроде погонь, засад, слежки за обжимающимися парочками, увы, куда меньше, чем бухгалтерской нудятины». Родители Кэрри не получили хорошего образования и твердо решили: с их сыном такое не случится. «Они мечтали, чтобы я изучал литературу в университете, но у меня к литературе душа не лежала». Гатти бросил школу в шестнадцать, но через год вернулся: подростковые мечты – одно, а безработица – совершенно другое. «В общем, гонора поубавилось, – смеется Кэрри. – В университет я поступил, но изучал не литературу, а театральное искусство, хотя читать пришлось немало. Однако театр куда ближе к жизни, чем литература, – именно это меня притягивало. Что ждет Кэрри завтра? Камея в ситкоме Би-би-си «Смягчившийся мститель» и многое-многое другое – Гатти даже перечислять лень. «В следующем году я измозолю вам глаза и прожужжу уши: я буду повсюду». О чем же он мечтает? «Хочу сыграть в римейке “Семерки Блейка”. Самого Блейка, разумеется! Это – мечта номер один».

Пиппа Дауд, 23, певица

«Капля сочувствия» – единственная девичья группа, попавшая под крыло «Сбитого бомбардировщика», престижного продюсерского центра под руководством Николаса Ван Дер Влита, который работает с группой «Валун» и Эллисон «Розгой» Стивен. Пиппа Дауд – вокалистка «Капли сочувствия». «Не спрашивайте, на кого мы похожи! – вспыхивает Пиппа, когда я начинаю разговор с вполне предсказуемого вопроса. – Мы уникальны, и мне плевать, хорошо это для маркетинга или нет! Хотите понять, какие мы, послушайте наш альбом». Альбом я послушала, поэтому, набравшись храбрости, говорю грозной Пиппе, что почувствовала сходство с «Прифаб спраут», «Смитами», «Нью ордер» и группами такого рода. «Какого еще рода? – допытывается Пиппа. – Хорошего? Надеюсь, мы из групп, которые играют хорошую, качественную музыку». Пиппа и «Капля сочувствия» уже сфотографировались для обложки журнала «Дейзд энд конфьюзд». «Больной мозг», первый сингл альбома, мы услышим в январе. По мнению продюсера, он обречен на успех. «Мечтаешь о первой строчке в чартах?» – любопытствую я, надеясь, что этот вопрос всплеск эмоций не вызовет. «Крайне важно отделять промежуточные цели от конечных, – заявляет Пиппа. – Контролировать можно лишь себя, качество своего творчества, а потом будь что будет. Моя цель – стать лучшей исполнительницей в мире. Да, я честолюбива и этим горжусь. Я всегда мечтала стать лучшей. Стать самой успешной и продаваемой тоже классно, хотя для меня не так важно, как качество моей музыки».

Успех дался Пиппе непросто. Она родилась во Фроме, выросла в Бристоле, бросила школу в шестнадцать и с тех пор пробивалась на сцену. «У меня чума, а не карьера! – ухмыляется Пиппа. – Восемь лет без толку головой об стенку билась, уже думала – все, финиш, пора за ум браться! Концерты студенческих союзов результата не давали. Говорю, уже лапки вверх подняла и тут пересеклась с девчонками». «Девчонки» – пять других участниц группы: Кэти Маррей, Габи Бриджес, Сюзи Эйрис, Неха Дэвис и Луиза Торнтон. Пиппа встретила их на записи в брикстонской студии «Бабочка». Габи Бриджес, которая к тому времени уже имела контракт с «Сони мьюзик энтертейнмент» и связь с Ван Дер Влитом, пришла в восторг от голоса Пиппы и пригласила ее в свою только что созданную группу «Обелиск». В «Каплю сочувствия» группу переименовали по инициативе Пиппы. «“Обелиск” – тупое название! Что это, достопримечательность во Франции? В “Обелиске” я петь не желала, и выяснилось, что девчонкам он тоже не по нутру. Однажды я жаловалась им на родителей, которые мое увлечение музыкой никогда не одобряли. Так вот, я сидела без денег, а папа заявил, мол, у него ко мне лишь капля сочувствия, потому что винить следует только себя. Лучше бы стала бухгалтером, как он, и день-деньской в конторе штаны просиживала, вместо того чтобы ерундой заниматься! “Капля сочувствия” застряла в мозгу как заноза, ведь папа соврал. У него не было ни капли сочувствия! Почему он честно не сказал?! В общем, девчонки “Каплю сочувствия” оценили!» Пару месяцев спустя группа подписала контракт на три альбома.

Удивительно, но Пиппа не только вокалистка, но и менеджер группы. «Поначалу у нас был другой менеджер, но ничего путного из этого не вышло. Я оказалась куда полезнее и огромную часть работы делала сама. В итоге мы с ним распрощались». Дебютный альбом группы под интригующим названием «Почему ты не ушел, когда хотел?» выходит в марте. Ни о том, почему его так назвали, ни о песнях из альбома Пиппа распространяться не желает. «Тут замешан наш бывший менеджер, поэтому лучше не говорить ничего», – отмахивается она.

Конечная цель – еще одна запретная тема. «Для многих групп лучшая похвала – это если их песни звучат в “Жителях Ист-Энда”», – опрометчиво заявляю я, но Пиппа качает головой. «Пусть сначала декорации сменят! Видели, какие там обои в домах? Не желаю, чтобы мои песни ассоциировались с таким уродством!» Вот это да!

Марта Вайерс, 31, писательница

Писательница Марта Вайерс получила больше наград и восторженных отзывов, чем многие литераторы в два раза старше ее. Первый приз она получила в одиннадцать, на детском конкурсе рассказов, и с тех пор не останавливается. «Сколько всего у вас премий, наград и призов?» – любопытствую я. «Точно не знаю, – заливается краской Марта. – Около тридцати». Среди них престижная награда Кевени Шмидта и приз Альберта Беннетта за лучший рассказ. Рассказами Вайерс не ограничивается. В прошлом году издательство «Пикадор» выпустило ее дебютный роман «Лед на солнце» в твердом переплете, а в этом году – в мягкой обложке. «Блистательный дебют! – восторгается редактор Питер Страус. – Давненько молодые писатели не баловали нас ничем подобным». «Роман серьезный, – кивает Марта. – Надеюсь, вышло не слишком заумно! Во время работы я полностью растворилась в сюжете, хочу, чтобы и читатели в нем растворились». О романе Марта говорит без умолку. Его главная героиня, двадцатисемилетняя Сидони Кершо, на собеседовании встречает таинственного Эдема Сэндса и влюбляется в него без памяти. Вожделенную должность получает Сэндс. Сидони не может выбросить его из головы, хотя едва знает. Она ходит за ним как тень, пугает своей настойчивостью и в итоге доводит себя до отчаяния. «Немного... угнетающе», – робко говорю я, но Марта качает головой. «Угнетают только плохие книги!» – твердо заявляет она. – Возьмем “Американского психопата” Брета Истона Эллиса. Книга воодушевляет, потому что написана блестяще, сильно, по-настоящему гениально. В мире столько боли – эмоциональной, физической, душевной... Меня угнетают писатели, которые о ней молчат!»

Марта родилась и выросла близ Уинчестера, то есть сызмальства имела все не на блюдечке с голубой каемочкой, а на золотом подносе. Ее отец – инвестиционный банкир, а мать «при желании могла бы никогда не работать». Тем не менее работала она всегда, а сейчас открыла собственную школу тай-чи. Родовое гнездо Вайерсов – гемпширский особняк с восемнадцатью спальнями и бальной залой, вокруг – огромное поместье, которое театры охотно используют для опер и шекспировских постановок под открытым небом. Мать Марты увлечена искусством и всегда мечтала, чтобы ее единственная дочь занималась чем-то творческим. Вайерс-старшая – выпускница суррейской частной школы Виллерс. Семейную традицию нарушать не стали, и Марта тоже училась в Виллерсе. «Обожаю эту школу! – восклицает Марта. – Если у меня родится дочь, отправлю ее в Виллерс». «Гонораров писательницы хватит на Виллерс?» – удивляюсь я. «Мне повезло, – кивает Марта. – Благодаря родителям о деньгах могу не беспокоиться! Но как же не правы те, кто считает, что деньги избавляют от всех проблем! Помимо финансовых проблем существуют и другие. Я знаю писателей, которые вечно на мели, но куда счастливее меня!» Так она несчастна? Получила контракт на две книги с крупнейшим издательством страны, хвалебные отзывы на первый роман и... несчастна? «Очень беспокоюсь за следующую книгу, – признается Марта. – О чем она будет? Вдруг получится бледной копией первой? Вдруг годам к тридцати пяти я полностью испишусь?» Мой следующий вопрос о личной жизни: у Эдема Сэндса есть реальный прототип? «Иными словами, есть ли у меня бойфренд? Ответ отрицательный, – качает головой Марта. – Однако вкус неразделенной любви мне знаком, и в этом смысле роман автобиографичен. Понимаете, о чем я? – грустно улыбается Марта. – Порой деньги совершенно не помогают!»

Мартины слова вдохновляют на последний вопрос, который я задаю всем восходящим звездам. Итак, что они предпочтут: головокружительный карьерный успех со славой, фанатами, панегириками и так далее и несчастную личную жизнь или, наоборот, огромную любовь и карьерный крах?

– Какой детский вопрос! – фыркает Пиппа.

– Просто задали его неверно, – качает головой Эйден. – Дело не в славе и успехе!

– За себя говори! – усмехается Дуна, а я прошу Эйдена перефразировать вопрос.

– Мне важен не коммерческий успех, а сама возможность заниматься творчеством. Здорово, если твоя работа нравится людям, но для меня главное – в принципе создавать картины.

– Даже в ущерб личной жизни?

– Да, – решительно кивает Эйден. – Если так встанет вопрос, я предпочту работу. На первом месте у меня творческая самореализация, ощущение, что мое искусство чего-то стоит, вне зависимости от того, заметят его или нет.

Кэрри Гатти с Эйденом категорически не согласен и громко смеется над его заявлением.

– Так ты откажешься от большой и чистой любви, даже если на твои картины никто не взглянет? Нет, такое не для меня. Мне счастье подавай, а творчество побоку! Согласен, самореализация – это круто, но, мать вашу, я только комик, а не гениальный доктор, ищущий лекарство от рака!

Дуна Чемпион выбирать не желает.

– Я хочу и то и другое. Судя по вашему вопросу, это вполне реально. Безоблачное счастье для меня – это удовлетворение всеми сторонами жизни, включая профессиональную, то есть без карьерного успеха никак, правильно?

Да, этот Дуна парень не промах!

Марта единственная из пятерки колеблется.

– Официальный ответ – работа, – заявляет она и отказывается вдаваться в подробности.

Кого не заинтригуют такие слова? Я непременно прочту Мартин роман и ближе познакомлюсь с творчеством каждого из моих сегодняшних собеседников. Ведь каждого из них ждет оглушительная слава.

Запомните, я предрекла ее первой!