Полвойны
Шрифт:
— Ни мха, – сказал он, встав на корточки у кромки воды, – ни водорослей, ни ракушек.
— В этих морях не растет ничего, кроме грез, – сказала Скифр.
Она выудила что-то из недр своей тряпичной накидки – странную бутылочку, и когда она ее коснулась, на розовую ладонь легли пять предметов. Они были похожи на червивые бобы, одна половина белая, другая красная, и при внимательном взгляде Колл мог рассмотреть на каждом едва заметные надписи, сделанные маленькими буквами. Эльфийскими буквами, само собой, и Колл едва не осенил свою грудь священным знаком, но вспомнил, что боги были где-то в другом
— Каждый из нас должен съесть один боб, – сказала Скифр, запрокинула голову, сунула боб в рот и проглотила.
Мать Скаер хмуро посмотрела на них с еще большим пренебрежением, чем обычно.
— А что, если я откажусь?
Скифр пожала плечами.
— Я никогда не была настолько глупа, чтобы отвергать важнейшее правило моих учителей – всякий раз съедать один боб, когда проходишь через эльфийские руины.
— Это может быть яд.
Скифр наклонилась ближе.
— Если бы я хотела тебя убить, я бы просто перерезала тебе глотку и отдала труп Матери Морю. Быть может, яд везде вокруг нас, и это лекарство?
Отец Ярви схватил боб с ладони Скифр и проглотил.
— Кончайте стонать и ешьте бобы, – сказал он, хмуро глядя на землю. – Мы выбрали свой путь, и он вьется далеко впереди нас. Ральф, успокаивай людей, пока нас не будет.
Старый кормчий закончил привязывать носовой трос к огромному валуну и проглотил свой боб.
— Возможно, спокойствие – это больше того, о чем можно просить.
— Тогда просто держи их здесь, – сказала Скифр, протягивая Коллу ладонь и то, что лежало на ней. – Надеюсь, вернемся через пять дней.
— Пять дней там? – спросил Колл, и боб замер на полпути к его рту.
— Если повезет. Эти руины тянутся на мили, и пути не так легко отыскать.
— Откуда они тебе известны? – спросила Скаер.
Скифр склонила голову набок.
— А откуда все всё узнают? Слушают тех, кто уже проходил через это. Потом идут по их стопам. А потом, быть может, отыскивают и свои пути.
Скаер скривила губу.
— Есть ли у тебя что-то, кроме дыма и загадок, ведьма?
— Возможно, в свое время я покажу тебе больше. Нечего бояться. Во всяком случае, кроме Смерти. – Она наклонилась к Матери Скаер и зашептала: – А разве она не всегда за твоим плечом?
Боб неприятно скользнул по горлу Колла, но был безвкусным, и ощущения от него никак не поменялись. И уж точно он не излечивал от раздражительности, вины и сокрушающего чувства обреченности.
— А что насчет остальной команды? – прошептал он, хмуро глядя на корабль.
Скифр пожала плечами.
— У меня только пять бобов. – Она обернулась и зашагала к руинам, а министры Гетланда и Ванстерланда пошли за ней следом.
Боги, как же Коллу теперь хотелось, чтобы он остался с Рин. Все, что ему в ней нравилось, внезапно на него нахлынуло. Он почувствовал, что предпочел бы встретиться с десятком армий Верховного Короля рядом с ней, чем зайти в про́клятую тишину Строкома.
Но, как всегда говорил Бренд, за желания ничего не купишь.
Колл закинул за плечи свой мешок и пошел вслед за остальными.
Раны
Люди лежали на полу, брызгая слюной и корчась от боли. Они умоляли
Боги, как много в человеке крови. Скара и поверить не могла.
В углу клирик бубнил мольбы Тому Кто Заживляет Рану и развевал приторно пахнущий дым из чаши с тлеющей корой. Но все равно тут стояло удушающее зловоние пота, мочи и выделений организма, и Скаре пришлось прижать руку ко рту, к носу, даже к глазам и смотреть сквозь пальцы.
Мать Оуд была невысокой женщиной, но сейчас казалась огромной. Уже не персик, но скорее глубоко укоренившееся дерево, на котором они растут. Она нахмурила лоб, вспотевшие пряди волос липли к стиснутым челюстям, рукава были закатаны и виднелись сильные мышцы на испачканных красным предплечьях. Мужчина, которому она щупала рану на бедре, изогнул спину, а потом начал молотить руками и визжать.
— Кто-нибудь, подержите его! – прорычала она.
Рин метнулась мимо Скары, схватила мужчину за запястье и грубо прижимала его, пока Мать Оуд не вытащила костяную иглу из своего пучка волос, взяла в зубы, просунула в нее нить и наконец начала зашивать. А мужчина фыркал, ревел и плевался.
Скара вспомнила, как Мать Кира называла органы, описывала их назначение и бога-покровителя. Она говорила, что принцесса должна знать, как работают люди. Но можно прекрасно знать, что внутри человека кишки, и все же испытывать глубокое потрясение от их вида.
— Они напали с лестницами, – говорил Синий Дженнер. – И довольно храбро. Я бы на такое не пошел. Думаю, Светлый Иллинг пообещал немало денег тем, кто сможет забраться по стенам.
— Не многие забрались, – сказал Рэйт.
Скара посмотрела на мух, вившихся над грудой окровавленных бинтов.
— Достаточно, чтобы натворить это.
— Это? – Она с трудом понимала, как Дженнер мог сейчас хихикать. – Вы же видели, что мы с ними сделали! Если это худшее, что мы переживем, прежде чем вернется Отец Ярви, я буду считать, что мы поистине везунчики. – Скара, должно быть, выглядела испуганно, поскольку он смешался, встретившись с ней взглядом. – Ну... наверное, не эти парнишки...
— Он нас испытывает. – Лицо Рэйта было бледным, и на его щеке появились царапины. Скара не хотела знать, как он их получил. – Прощупывает, где мы слабы.
— Что ж, это испытание мы прошли, – сказал Дженнер. – На этот раз, по крайней мере. Моя королева, нам бы лучше вернуться на стены. Светлый Иллинг не из тех, кто сдается при первом затруднении.
В это время на стол Матери Оуд затаскивали следующего мужчину, а министр начисто омывала руки в чаше с трижды благословенной водой, уже розовой от крови. Мужчина был большим гетландцем, немногим старше Скары, и единственным следом раны было темное пятно на его кольчуге.
На шее у Оуд постукивал набор маленьких ножей, одним из которых она теперь срезала ремни, державшие доспех. Потом Рин стащила его кольчугу и мягкую поддевку, обнажив маленький порез на животе. Мать Оуд склонилась над ним, надавила и посмотрела, как вытекает кровь. Мужчина изогнулся, его рот открылся, но он только хрипло выдохнул. Его гладкое лицо содрогнулось. Мать Оуд понюхала рану, пробормотала проклятие и выпрямилась.