Поля крови. Религия и история насилия
Шрифт:
Индустриализация также породила национальное государство {1338} . Аграрные империи не располагали технологиями, которые позволили бы навязать всем жителям одну культуру. Еще в Средневековье границы государств не были четко очерчены, и принадлежность многих земель оставалась спорным вопросом {1339} . Однако в XIX в. Европу разделили на государства с четкими границами, каждое из которых имело центральную власть {1340} . Индустриализованное общество требовало общей грамотности, общего языка и единого контроля над человеческими ресурсами. Даже если подданные разговаривали на ином языке, чем их правитель, они отныне принадлежали к одной «нации», «воображаемому сообществу» людей, которых призывали ощущать глубокую взаимосвязь с другими людьми, о которых они ничего не знали {1341} .
1338
Ernest Gellner, Nations and Nationalism (New Perspectives on the Past) (Oxford, 1983).
1339
Anthony Giddens, The Nation-State and Violence (Berkeley, 1987), p. 89
1340
Ibid., pp. 85–89; William T. Cavanaugh, Migrations of the Holy: God, State, and the Political Meaning of the Church (Grand Rapids, Mich., 2011), pp. 18–19
1341
Benedict Anderson, Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism (London and New York, 2003) (Андерсон Б.
Если религиозные аграрные общества зачастую преследовали «еретиков», то в секулярном национальном государстве выбор между ассимиляцией и исчезновением вставал перед «меньшинствами». В 1807 г. Джефферсон наставлял своего военного министра: индейцы – люди «отсталые» и их надо либо «уничтожить», либо вытеснить подальше, на другую сторону Миссисипи, «к лесным зверям» {1342} . В 1806 г. Наполеон сделал евреев полноправными гражданами Франции, но два года спустя в своих указах повелел им брать французские имена, ограничить свою веру частной жизнью и обеспечить, чтобы как минимум один из трех браков на семью был с неевреем {1343} . Эта насильственная интеграция считалась прогрессом! По мнению английского философа Джона Стюарта Милля (1806–1873), лучше бретонцу принять французское гражданство, «чем сохнуть на своих скалах полудиким остатком былых времен, закупорившись в маленьком мире, не участвуя в общем движении мира и не интересуясь им {1344} ». Впрочем, английский историк лорд Эктон (1834–1902) считал понятие национальности неудачным. Он опасался, что «фиктивная» общая воля народа сокрушит «все естественные права и укоренившиеся свободы, чтобы оправдать себя» {1345} . Он понимал, что желание сохранить нацию может оправдать самую бесчеловечную политику. Хуже того:
1342
Mark Levene, Genocide in the Age of the Nation-State. Vol. III: The Rise of the West and the Coming of Genocide (London and New York, 2005), pp. 26–27, 112–20; David Stannard, American Holocaust: The Conquest of the New World (New York and Oxford, 1992), p. 120; Ward Churchill, A Little Matter of Genocide: Holocaust and Denial in the Americas, 1492 to the Present (San Francisco, 1997), p. 150; Anthony F. C. Wallace, Jefferson and the Indians: The Tragic Fate of the First Americans (Cambridge, Mass., 1999)
1343
Norman Cantor, The Sacred Chain: A History of the Jews (London, 1995), pp. 236–37
1344
John Stuart Mill, Utilitarianism, Liberty, and Representational Government (London, 1910), pp. 363–64 (Милль Дж. С. Утилитаризм. – Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2013.)
1345
Цит. по: Antony Smith, Myths and Memories of the Nation (Oxford, 1999), p. 33
Когда государство и нацию соотносят друг с другом, на практике это означает второсортность всех других национальностей… Соответственно, в зависимости от степени гуманности и цивилизованности той группы, которая претендует на все права, нижестоящие расы будут либо истреблены, либо обращены в рабство, либо поставлены в зависимое положение {1346} .
Задним числом можно сказать: как в воду глядел!
Новое национальное государство страдало от глубокого противоречия: государство (государственный аппарат) считалось секулярным, но нация (народ) вызывала квазирелигиозные эмоции {1347} . В 1807–1808 гг., когда Наполеон завоевывал Пруссию, немецкий философ Иоганн Готлиб Фихте прочитал в Берлине несколько лекций, в которых позволил себе помечтать вслух о времени, когда 41 германское государство станет единым национальным государством. Он считал Отечество манифестацией божественного начала, средоточием духовной сущности народа, а значит, явлением вечным. Немцы должны быть готовы жертвовать жизнью за нацию, ибо лишь она дает людям желанное бессмертие: ведь нация существовала с начала времен и будет существовать после смерти отдельного человека {1348} . На заре Нового времени философы вроде Гоббса призывали к созданию сильного государства, которое способно обуздать насилие (по их мнению, возникавшее исключительно по вине «религии»). Между тем во Франции всех граждан мобилизовали во имя нации, а теперь Фихте призывал немцев – ради Отечества – дать бой французскому империализму. Государство было изобретено, чтобы сдерживать насилие. Однако теперь оно служило его источником.
1346
Цит. по: Levene, Genocide, pp. 150–51; ср. C. A. Macartney, National States and National Minorities (London, 1934), p. 17
1347
Bruce Lincoln, Holy Terrors: Thinking about Religion after September 11, 2nd ed. (Chicago and London, 2006), pp. 62–63
1348
Johann Gottlieb Fichte, ‘What a People Is, and What Is Love of Fatherland’, in Fichte, Addresses to the German Nation, ed. and trans. Gregory Moore (Cambridge, 2008), p. 105 (Фихте И.-Г. Речи к немецкой нации. – Рязань: Канон+, 2008.)
Если считать, что «сакральное» – это то, за что человек готов сложить голову, нация действительно стала воплощением божественного и высшей ценностью. Поэтому национальная мифология поощряла сплоченность, солидарность и лояльность нации. Однако «заботы обо всех и каждом», столь важной для многих религиозных традиций, еще не появилось. Национальный миф не поощрял граждан распространять сострадание на другие страны, любить странников, делать добро врагам, желать счастья всем живым существам и ощущать боль всего мира. Да, такого рода эмпатия и раньше редко влияла на воинскую аристократию. Однако она как минимум оставалась альтернативой и постоянным вызовом. А сейчас, когда религию вытесняли в частную сферу, не оставалось «международного» этоса, который послужил бы противовесом растущему структурному и военному насилию, все более подавлявшему слабые народы. Секулярный национализм воспринимал чужеземцев в качестве законного объекта эксплуатации и массового убийства, особенно если они принадлежали к иной этнической группе.
В Америке у колоний, а впоследствии у штатов не хватало рабочей силы, чтобы поддерживать необходимую производительность. Поэтому к 1800 г. в Северную Америку было насильно перевезено 10–15 млн африканских рабов {1349} . Обращались с ними жестоко: рабам постоянно напоминали об их расовой неполноценности; их разлучали с близкими, заставляли тяжело работать, пороли и увечили. Все это не беспокоило отцов-основателей, которые гордо утверждали, что «все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами». Конечно, раздавались и протесты. Однако противники рабства ссылались не на принципы Просвещения, а на христианскую мораль. В северных штатах христианские аболиционисты осуждали рабство как позор нации, и в 1860 г. президент Авраам Линкольн (1809–1965) объявил, что на всех новоприобретенных территориях рабство будет запрещено. Почти сразу Южная Каролина вышла из Союза, и стало ясно, что ее примеру последуют другие южные штаты.
1349
Zinn, People’s History, pp. 23–58; Basil Davidson, The African Slave Trade (Boston, 1961); Stanley Elkins, Slavery: A Problem of American Institutional and Intellectual Life (Chicago, 1959); Edmund S. Morgan, American Slavery, American Freedom: The Ordeal of Colonial Virginia (New York, 1975).
Очевидна была политическая составляющая вопроса: сохранять Союз или нет. Однако и северяне, и южане, к своему огорчению, обнаружили, что клирики, от которых они ждали идеологического
1350
Лев. 25:45–46; Быт. 9:25–27, 17:12; Втор. 20:10–11; 1 Кор. 7:21; Рим. 13:1, 7; Кол. 3:22, 4:1; 1 Тим. 6:1–2; Фил., passim
1351
Thornhill, ‘Our National Sins’, in Fast Day Sermons or The Pulpit on the State of the Country, ed. anonymous (Charleston, SC, 2009 ed.), p. 48
1352
Beecher, ‘Peace Be Still’, in ibid., p. 276
1353
Van Dyke, ‘The Character and Influence of Abolitionism’, in ibid., p. 137
1354
Lewis, ‘Patriarchal and Jewish Servitude: No Argument for American Slavery’, in ibid., p. 180
В своем нюансированном подходе к Библии Льюис основывался на научном понимании античного рабства. Но это было неприемлемо для евангельских христиан Севера, которые руководили аболиционистским движением с начала его возникновения в 1830-х гг. {1355} Они все еще подходили к Писанию с просвещенческой убежденностью в том, что люди могут обнаружить истину самостоятельно, без опоры на мнение специалистов и авторитетов. Теперь же они с ужасом видели, что Библия, сплотившая нацию после Войны за независимость, теперь вдруг разделила страну {1356} . И в этот суровый кризис им не удалось встать у руля. Когда политическое единство штатов было нарушено с избранием Авраама Линкольна и отделением Конфедерации, проблема рабства была решена не Библией, а боями Гражданской войны (1861–1865 гг.).
1355
Noll, Civil War, pp. 1–8
1356
Ibid., pp. 19–22; ‘The Rise and Long Life of the Protestant Enlightenment in America’, in William M. Shea and Peter A. Huff, Knowledge and Belief in America: Enlightenment Trends and Modern Thought (New York, 1995), pp. 84–124; May, Enlightenment in America, passim.
Однако не надо думать, будто в военное время религиозные чувства увяли. Напротив: хотя американское государство считало, что речь идет о принципиальной защите Конституции, американский народ видел здесь религиозную подоплеку. Иногда армии Гражданской войны называют самыми религиозно мотивированными армиями во всей американской истории {1357} . И северяне, и южане верили, что Бог на их стороне и что они точно знают волю Божию {1358} . Когда все закончилось, южане сочли, что Бог наказал их, а северяне усмотрели в своей победе благословение свыше. «Республиканские институты оправданы как никогда раньше, – ликовал Бичер, – думаю, Бог говорит через это событие всем народам, что республиканская свобода, основанная на подлинном христианстве, тверда, как основания земли» {1359} . «Союз больше не будут считать сугубо человеческим договором! – воскликнул Говард Бушнелл на актовом дне Йельского университета в 1865 году. – Чувство национальности становится даже своего рода религией» {1360} .
1357
James M. McPherson, For Cause and Comrades: Why Men Fought in the Civil War (New York, 1997), p. 63; ‘Afterword’, in Randall M. Miller, Harry S. Stout and Charles Reagan Wilson, eds, Religion and the American Civil War (New York, 1998), p. 412
1358
Noll, Civil War, pp. 52–79
1359
Beecher, ‘Abraham Lincoln’, in Patriotic Addresses (New York, 1887), p. 711
1360
Bushnell, ‘Our Obligations to the Dead’, in Building Eras in Religion (New York, 1881), pp. 328–29
Между тем исход решало современное оружие, а не сверхъестественное чудо. Обе стороны были вооружены винтовками Минье, что делало невозможным идти в атаку (традиционный метод войны), не попадая под огонь и не неся большие потери {1361} . Потери бывали воистину ужасными: 2000 человек могли погибнуть в одной схватке. Тем не менее генералы снова и снова посылали людей в наступление {1362} . В результате за восемь из первых двенадцати битв Конфедерация потеряла 97 000 солдат, а в 1864 г. северный генерал Улисс Грант потерял 64 000 человек в первые шесть месяцев кампании против Роберта Ли {1363} . Солдаты уловили проблему раньше политиков и военачальников. Поскольку стрелять из винтовок Минье приходилось стоя, пехотинцы обеих сторон начали рыть окопы. Окопы – поразительная особенность первых войн индустриализованной эры и символ затяжного пата {1364} . Зачастую обе стороны зарывались в окопы, будучи неспособны развить наступление; битвы сменялись битвами, и войны долго не кончались.
1361
O’Connell, Arms and Men, pp. 189–96
1362
Grady McWhiney and Perry D. Jamieson, Attack and Die: The Civil War, Military Tactics, and Southern Heritage (Montgomery, Ala., 1982), pp. 4–7
1363
Bruce Cotton, Grant Takes Command (Boston, 1968), p. 262
1364
O’Connell, Arms and Men, pp. 198–99
После войны более вдумчивые лидеры (в частности, Оливер Уэнделл Холмс-младший, Эндрю Диксон Уайт и Джон Дьюи) отошли от шаблонов просвещенческого протестантства {1365} . Да и в Европе позиции Просвещения поколебались. В Германии конца XVIII – начала XIX в. ученые стали применять к Библии современные историко-критические методы, с помощью которых уже исследовались классические тексты. Эта «высшая критика» показала, что Библия весьма разнородна, что Пятикнижие не принадлежит перу Моисея (и составлено из как минимум четырех разных источников), а Псалтирь едва ли рождена вдохновением царя Давида. Рассказы о чудесах были сочтены литературным приемом. Чуть позже Чарльз Лайелл (1797–1875) попытался доказать, что земная кора создана не Богом, а действием воды и ветра. Чарльз Дарвин (1809–1882) выдвинул гипотезу, согласно которой Homo sapiens эволюционировал из той же протообезьяны, что и шимпанзе. Почтенный философ Иммануил Кант подрезал под корень весь проект Просвещения, заявив, что наш образ мыслей не имеет отношения к объективной реальности.
1365
Noll, Civil War, pp. 90–92