Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь
Шрифт:
— И куда лыжи навострил?
— В гастроном. Чего-нибудь на ужин.
— Дак и я ж за граммулькой! У нас день рожденья и голубоглазые блондинки! Одна классно на гитаре шпарит. Давай к нам! Танцы-шманцы, и дым коромыслом! — Серега подмигнул Гарту нахальным карим глазом. — Идешь?
Меньше всего хотелось Гарту сейчас остаться одному.
Завернули в магазин. Взяли «граммульку» и все что к ней.
В просторной комнате автомехаников шумела подогретая компания — сдвинутые столы ломились от снеди и выпивки. Сашка прицельно
Серега представил Гарта веселому обществу и со всеми познакомил. Ему тут же налили «штрафную». И атмосфера застолья сразу стала непринужденной и свойской.
После третьей или пятой Гарт вспомнил, что у него полный карман денег и надо бы пойти в общагу и отдать их на хранение надежному человеку, вахтерше бабе Дусе, но к этому времени он был уже крепко зажат с одной стороны блондинкой, с другой — брюнеткой, чувствовал себя прекрасно и выходить сейчас на мороз и брести на другой конец поселка расхотелось.
Мужчины то и дело вставали, выходили в коридорчик покурить, в углу комнаты образовалась веселая компашка, там звучала гитара и слышались «жестокие романсы».
Сашка танцевал то с блондинкой, то с брюнеткой, и та и другая с одинаковым радушием наливала ему «по второй» и чего-то там подкладывала на тарелку. Но в курительной комнате трое механиков оттеснили его в уголок и намекнули, что дамы давно разобраны, что по местному обычаю на вечеринку приходят «со своей бабой», а не тянут лапы к чужому пирогу, а кто не понимает, тому можно показать, и вообще, ты кто такой?
Гарт вернулся к столу с гадливым чувством. События явно катились к давно известному финалу: драка, битая посуда, сопли-вопли, женский визг, чужая постель, головная боль, пустой карман. В двадцать лет это интересно, в тридцать пять — пройденный этап.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вместе с клубами морозного воздуха ввалился все тот же Серега Ханков, который бегал в магазин за добавкой, успел до закрытия, и, счастливый, выставил на стол коньяк и водку. А Сашка ощутил вдруг ладонью холодный собачий нос.
— Таймыр!
Пес оглушительно гавкнул. Одна из дам вскрикнула и стало тихо. Таймыр лаял и тянул Сашку за рукав.
— Уберите кобеля! Еще собак не хватало!
Сашка почувствовал липкое в своей ладони. Кровь. На морде Таймыра зияла глубокая царапина, красный ледяной колтун склеил шерсть на холке. В этой жизни «блондинки» просто так не достаются.
— А ведь я забыл про тебя, Таймыр! И кто теперь собака, ты или я? Идем, идем отсюда! Ты прав, ты прав, идем!
В общежитии рыбаков-охотников вахтерша, баба Дуся, отложила вязанье и глянула на Гарта поверх очков:
— И-и-и, Саша, да ты, никак, выпимши?
— Немножко, совсем немножко, теть Дусь!
— Дак, сделать тебе воду
— Пожалста, баб Дусь, и погорячей. Но сначала — нет ли чего для собаки? С утра не кормлена.
— Найдется, милай. И для собаки найдется, и для тебя. И мешок свой вытряхай. Вытряхай мешок-от! Прокручу в машинке имушшество твое. И мешок туда же. А то, гликось, лоснится как не знай че!
Хорошо мыться под душем! Хорошо подставлять грудь то горячей, то холодной воде и вспоминать анекдот о пропавшей футболке, неожиданно отмытой в бане. Хорошо брить мягкую распаренную щетину, и, подпирая щеку языком, спросить ненароком:
— Ты здесь, Александрос?
— А куда ж я денусь? Рядом!
— Собаку прислать — твоя идея?
— Моя.
— А че ж сам не пришел?
— Нельзя нам в места нечистые, разве жизни и смерти коснется. А до этого не дошло. Но могло. Один из тех, «угловых», все нож в кармане щупал.
— Хм-м… А знаешь, как я тебя вычислил?
— Ну-ка, ну-ка.
— Таймыр меня за рукав потянул. Никогда так не делал. Не ученый этому. Ну и понял я, включился.
— Понял ли? И когда ж ты поумнеешь, дорогой мой человек?
— Да ладно… Считай, уже. Спасибо тебе, Александрос!
— Не за что. Ешьте на здоровье с булочкой!
— И вам тако же, дорогой!
Утром Гарт проснулся от стука в дверь. Баба Дуся положила на тумбочку выстиранное и выглаженное белье.
— Бывай, паря, у мине пересменка щас!
— Погодите, теть Дусь, я махом!
Гарт оделся и выскочил в коридор. Таймыр, ночевавший на коврике у порога, встал, потянулся и глянул на дверь.
— Теть Дусь! Возьмите немножко денег. И спасибо великое!
— Ак че, сынок, и возьму, и возьму, всежки работала жеж!
Сашка протянул вахтерше бумажку в пятьдесят рублей, но старушка сделал большие глаза:
— Ты че, ты че! Дурной што ле? Мине вот таку давай. Вот таку в самый раз.
И баба Дуся вытянула из денежной пачки одну синюю пятирублевку.
— От на канфеты внучку, спасибо тибе, мил-человек!
— И что бы я без вас делал, теть Дусь? Спасибо, теть Дусь!
— И ниче, и ниче! А пес кормленной твой, не траться ему. Я в послезавтре обратно дежурю. Если в че зашить-заштопать, дак неси ишше!
— Гулять, Таймыр!
Пес радостно заскулил и с силой толкнул лапами дверь. Пружины заскрипели, Гарт чуть помог собаке и они вывалились на улицу.
Восемь утра. Впрочем, что такое «восемь утра» в полярную ночь? Ночь и есть. По сугробам — желтый свет окон, в небе — луна желтым оком, на скале — маяк высоко.
— А пойдем, Таймыр, гулять, свежей травки пощипать. Пусть ветер вчерашние запахи из шубы выбьет, а мы чистым холодом подышим, головы проветрим.
— Гав!
— На самый Новый год метель-пургу обещали. И пусть. Нам никуда не надо. Хожено-перехожено, стужено-перестужено. Дома посидим, в окошко поглядим, письма сочиним.