Полярные байки
Шрифт:
К такому количеству вопросов и требований в спокойной Тюмени не привыкли. Это было похоже на аврал. А они и без авралов неплохо жили. Павловский понимал справедливость Шуриных претензий, но помочь был не в силах. А замы его и не хотели, раздражал их Шура очень.
– Работайте на том, что есть. Вы что, лучше других?
– Так другие же рядом работают, по дорогам все можно доставить. А в Березово только судами в навигацию, да за три-четыре месяца. Зимой как я довезу, если необходимое сейчас не получу? Людей обученных в Березово точно нет.
– Не занимайтесь демагогией, товарищ Быстрицкий. Делайте, что говорят. Точку вам наметили, все необходимое даем – езжайте, выполняйте задание партии.
– Вы видели эту точку? Я думал, хоть данные сейсморазведки есть, но ведь в Березово ее
– Что вы все умничаете, Быстрицкий? Снабжение вам плохо организовано, людей нет, акт землеотвода не нравится… Не слишком ли много претензий? Вы что, думаете, приехали из Москвы, так мы все тут рысью бегать должны? Не много ли на себя берете?
В таком примерно ключе подошли к началу навигации. В конце мая 1952 года «все необходимое», выданное в Тюмени, поплыло в Березово на барже. Мы всей семьей заняли каюту первого класса на пароходе с огромными колесами по бокам, под названием «Петр Шлеев».
До Тобольска, как потом выяснилось, в трюме везли зеков. Среди них были и политические. Поэтому на палубе первого класса по крайней мере одну из кают занимали офицеры МГБ. Они не скрывались в отличие от зеков. Прогуливаясь по палубе, я увидел в распахнутом окне, как за столом они чистили оружие.
– Дядя, а это у вас настоящий пистолет?
– Игрушечный, – сказал дядя, и остальные дяди заржали.
– А можно мне посмотреть?
– Ну что, пусть посмотрит еврейчик? – спросил дядя у остальных.
В итоге я оказался в их каюте, где на столе кроме оружия стояли бутылки и закуска. Чуть позже отец увидел меня и немедленно забрал из этой компании. Меня поразило тогда выражение его лица. Мне уже был хорошо знаком его взрывной характер. Но в этот момент он не просто вспылил. Это была холодная ненависть сильного зверя, готового в любом случае защитить своего детеныша. Такими, наверное, глазами он смотрел в окуляр прибора для прицельного бомбометания. Среди этих офицеров один был с таким интересным лицом, что я его запомнил на всю жизнь. У него был абсолютно квадратный подбородок, даже в Голливуде такое лицо не смогли бы найти для ролей ужасных гангстеров. Этот человек прибыл вместе с нами в Березово, и меня удивило, что, пока мы пробирались со своим багажом на квартиру и проходили около какого-то дома в центре поселка, он уже смотрел на нас из окна. Он стоял в глубине комнаты и очень внимательно нас рассматривал, так, что мне стало не по себе. Встречал я его и много позже. Лет через пятнадцать – двадцать он жил в Тюмени, в доме работников КГБ, куда я часто наведывался к своему другу Вадику Быкову. Краем сознания я почему-то отметил, что до больших чинов он не дослужился. Тогда на пароходе отец, видимо, каким-то неведомым мне чутьем уже понял, что среди МГБшников был его персональный куратор, который добросовестно изучил досье начальника партии.
Перед отплытием из Тюмени наш знакомый Д. Тальвирский сказал Шуре:
– Знаешь, сейчас время такое, а я сюда в Тюмень привез «Историю евреев». Память от отца, но меня за эту память арестовать могут. Что мне делать, не жечь же книги? Может, ты заберешь их себе?
Шура забрал это шикарно изданное собрание исследований доктора Генриха Греца от 1906 года в двенадцати томах. Жаль, что тот офицер с челюстью не смог просверлить взглядом наши чемоданы и обнаружить это враждебное советскому строю издание одесского книжного магазина Шермана. Так бы он дослужился до чего-нибудь более существенного.
В хрущевскую оттепель Тальвирский вспомнил про книги, но получил от Шуры законный кукиш под нос. Его отец в свое время был главным редактором одной из центральных советских газет, была даже фотография вдвоем со Сталиным. Но его все равно расстреляли, и у Тальвирского на всю жизнь остался печальный и робкий взгляд.
Лето 1952 года в Березово выдалось жарким и безветренным. Это органично сочеталось с разнузданным пиршеством миллионов комаров, жидкости против которых тогда еще не было. Шура окончательно забраковал площадку для бурения, выбранную местными администраторами. С геологом П. В. Гавриловым и начальником стеклозавода Сорокиным они выбрали новую точку. Точка располагалась
Первого июля 1952 года был подписан «Акт о заложении буровой скважины № Р-1 на Березовской площади». «Точка» в натуре была указана А. Г. Быстрицким мастеру буровой В. В. Барышеву.
10 июля 1952 года «Акт о заложении буровой скважины № Р-1 на Березовской площади» утвердил главный геолог треста «Запсибнефтегеология» И. П. Карасев. Это очень важный факт, который разрушает большинство легенд. Действительно, А. Г. Быстрицкий перенес скважину. Но перенес при отсутствии сейсморазведки геологически абсолютно осознанно и в инженерном смысле грамотно. Перенос согласовал с партийными властями, вышестоящее начальство его утвердило. Таким образом, ни о каком «самоуправстве», упомянутом в многочисленных мемуарах, речь идти не может.
Бурение Березовской Р-1 началось 29 сентября 1952 года. С дизтопливом произошло ровно то, чего и опасался Шура: оно осталось в Леушах. С большой нервотрепкой ему удавалось уговорить руководителей других предприятий одолжить топливо до следующей навигации. Как бы то ни было, бурение шло по графику: за 1952 год план проходки был перевыполнен на одиннадцать процентов.
1 октября 1952 года был подписан приказ о создании треста «Тюменнефтегеология». Организация, подбор руководящих кадров, передача дел заняли более трех месяцев – новый трест начал функционировать в январе 1953 года. Руководители были подобраны в основном из местных и далеких от геологии администраторов. Никто из них впоследствии в развитии геологии Тюмени ничем себя не проявил.
В Березово в первом квартале 1953 года бурение по-прежнему велось по рабочему графику. Но и в органах НКВД (тогда уже МГБ) все шло по их, кровавому графику. Еще в начале 1942 года Сталин инициировал создание Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) с основной целью влиять на международное общественное мнение и организовывать политическую и материальную поддержку борьбы против Гитлера. К концу 1948 года власти посчитали, что ЕАК свою функцию выполнил, и 20 ноября 1948 года он был формально распущен решением Бюро Совета министров СССР. В январе 1949 года советские средства массовой информации начали пропагандистскую кампанию против «космополитов». По итогам закрытых заседаний Военной коллегии Верховного Суда в августе 1952 года тринадцать членов ЕАК были казнены, всего по делу ЕАК было репрессировано сто десять человек. 20 января 1953 года врача Лидию Тимашук наградили орденом Ленина «…за помощь в деле разоблачения врачей-убийц».
Меньше всего мне хотелось бы связывать нелогичные и искусственно сляпанные обвинения против отца с так называемым всемирным еврейским заговором и со всесоюзной фальсификацией МГБ дела против евреев – представителей культуры и науки. Но два обстоятельства меня смущают. А. Лидов – человек, знающий тюменскую геологическую эпопею достаточно подробно (на протяжении многих лет он тесно общался с Ю. Г. Эрвье, и знаменитые фотографии во всех книгах про Тюмень – это его творчество), указал, что все материалы березовского открытия были засекречены МГБ. И второе: летописец тюменских событий Е. Ананьев (Шерман) был очень близок с отцом. Он часто бывал у нас, знал практически все. Для познания геологической жизни изнутри он даже работал помощником бурильщика в Тазовском. Он написал массу очерков и рассказов, даже очень подробно описал, как я открывал Крузенштернское месторождение. Но разве может сравниться это открытие с Березовским? Не по запасам и размерам – по исключительному значению? Почему он не стал распутывать клубок березовской истории? Парень он был смелый и бесшабашный, бывший фронтовик. Чего ему было бояться в 70-х?