Полярный – Москва

Комракова Светлана Семеновна

Надо сказать, что деревня вся вытянута в одну линию, с севера на юг. Дома смотрят друг на друга. Одни на восток, другие – на запад. Длина у деревни небольшая, немногим больше километра. И все говорят: «тот конец, этот конец». Вот и получается, что дома моих бабушек находились на разных концах деревни. А где-то посередине деревни был клуб. В клубе устраивались танцы или демонстрировалось кино, но не каждый день.

Баба Поля, папина мама, была женщина невысокая, худенькая, молчаливая, всем своим видом выражавшая недовольство. Она выполняла несложную работу по дому, кормила скотину. У этой бабушки тоже были и корова, и свиньи, и куры. Когда все дела были закончены, баба Поля ложилась

спать и засыпала мгновенно в любое время суток. Её невестка, тётя Рая, работала дояркой на колхозной ферме. Она ходила доить коров рано утром, днём и вечером.

Кто-то из этих двух женщин в доме готовил, и, когда наступало время обеда, на стол ставилась одна большая миска щей, сваренных в русской печке, все садились вокруг этой миски и ели щи деревянными ложками. Еда была нехитрая и не очень вкусная. Из всего скудного однообразия деревенской еды мне больше всего нравилась тыква, пареная в русской печке. У бабы Поли, как и у бабы Оли, был огород, но всё как-то у них было не очень уютно. Единственное, что этот дом отличало от дома бабы Оли с хорошей стороны, – это то, что в нём всегда было чисто прибрано.

Сестра Ленка

Моя двоюродная сестра Ленка старше меня всего на три месяца. Поэтому, когда я приезжала в деревню, у нас с ней было о чём поговорить, чем заняться. В хорошую погоду мы с ней ходили на речку. Речка недалеко от деревни по дороге к лесу и течёт параллельно самой деревне.

Речка одна, а названий у неё несколько. Та часть речки, что течёт на уровне дома бабы Оли, называется Мильчус, а та часть, что на уровне бабы Поли, – Шашуркино.

Мильчус – речка мелкая, но само место с деревьями ольхи очень живописное. Мама с тётушкой любили там стирать, а при необходимости могли и окунуться в мелководье.

Шашуркино – глубже и шире, в нём вполне можно было плавать, но место само голое, деревья все растут в отдалении. Папа мой предпочитал загорать и плавать в Шашуркино. Отсутствие тени его не беспокоило, он с удовольствием жарился на солнце до багрового оттенка кожи.

Мы с Ленкой выбирали то или иное место на речке в зависимости от возраста, настроения и наличия кавалеров. Когда мы были поменьше, мы с удовольствием ходили на Мильчус. Выйдешь из дома бабы Поли, дойдёшь до переулка, свернёшь в него, дальше колхозное поле, на котором растут огурцы. В поле тропинка к лесу, но так как поле распахано на грядки, то тропинка неровная, и идёшь по ней как по пересечённой местности, шлёп-шлёп босыми пятками по утрамбованной земле. Если есть огурцы, то можно сорвать один-другой и съесть по дороге. Вот и оляшник (так в деревне называются растущие вместе деревья ольхи), и речка. Мелкая, дно песчаное, его хорошо видно, видно и мальков, снующих в воде.

Вот теперь можно и окунуться. Нам с Ленкой никогда не было скучно: купались, загорали, болтали.

Раиса и Тарас

Очень хорошо помню деревню в яркую солнечную погоду. Вот мы идём в лес, мама, Раиса, её муж дядя Тарас, дети. Идём просто так, на прогулку. Зелень вокруг изумрудная, трава пестрит разными цветами, а над цветами носятся бабочки, одна другой красивее.

Дядя Тарас из ветвей берёзы мог сплести качели, посадить на них свою Раиску и покачать её. От этого воспоминания светло на душе и тепло на сердце. Влюблён дядя Тарас в Раису всю жизнь, а уж в молодости души в ней не чаял.

Поженились они в Полярном, свадьба была у нас в доме, и, как утверждает тётя Рая, я чуть не разрушила её семейную жизнь в самом начале. Мне тогда было 4 года, и я посчитала своим долгом сообщить дяде Тарасу, что тётя Рая наша ничего не умеет, только носки вязать. Взрослые

смеются, мол, хорошо, что на Тараса это не произвело впечатления. Он просто сказал, что в носках у него не будут мёрзнуть ноги.

Помню, как Раиса ходила беременная и собиралась родить своего единственного сына. Мне было тогда 6 лет. У тёте Раи всё время было недомогание, мучили головокружения, но тем не менее она благополучно родила своего Юрика 3 апреля. Пролежав в больнице положенное время, она выписалась, а скоро подошло время ехать в деревню.

Раиса с Юриком были у нас, готовились к отъезду, и тётя Рая попросила своего мужа принести ей из дома ещё одну пару туфель. Он ушёл, а когда вернулся – принёс с собой целую сетку-авоську. Раиса лежала у нас на диване, чувствовала себя неважно, но когда она стала разбирать принесённую мужем сетку, то вдруг снова упала на диван, но теперь уже от хохота: в сетке не оказалось ни одной пары туфель – все почему-то были по одному от разных пар.

Мой двоюродный брат Юра младше меня на 6 лет, а двоюродная сестра Таня Шмачкова – на 5 лет. Дядя Лёша – мамин родной брат; его жену, тётю Люсю, я тоже помню беременной, когда она стояла на крыльце бабушкиного дома в яркий солнечный день. Откуда, интересно, в свои 5 лет я знала, что если у тёти Люси такой большой живот, то у неё будет ребёнок?

Когда мы приехали с маленьким, наверно, трёхмесячным, Юриком в деревню, тётя Рая всё боялась, как бы его не сглазили. Поэтому, когда кто-нибудь приходил посмотреть на ребёнка, я старательно прикусывала во рту язык от сглаза, как меня научили взрослые.

Дядя Тарас приезжал в деревню нечасто. По профессии он строитель, а летом на вечной мерзлоте в Полярном самое строительство. И досужие деревенские кумушки ввиду отсутствия Тараса уже стали сомневаться в его реальном существовании. И меня, ребёнка, избрали для выяснения истины. Нет-нет да кто-нибудь спросит у меня: «А дядя Тарас с тётей Раей живёт?» Я, конечно, отвечала утвердительно, как оно и было на самом деле, но с детства остался у меня неприятный осадок от любопытства такого рода. Ещё помню, как любили меня спрашивать, какую бабушку я больше люблю – мамину или папину. Я отвечала, что и ту, и другую. Хотя на самом деле любила я бабушку Олю. Но тут уж мама моя во избежание сплетен научила меня этому ответу.

Да и вообще от людей в деревне, наверно, благодаря взрослым разговорам и рассуждениям бабушки Оли, осталось впечатление как от каких-то судей, которые разглядывают тебя и твою родню под микроскопом и выискивают недостатки и промахи, чтобы тут же подвергнуть жесточайшему осуждению. Воспоминаний о дружбе, взаимовыручке деревенских соседей в жизни обычной (не в экстремальных условиях) не осталось. Так ли было на самом деле? Или это мнение бабушки Оли? Но до зрелого возраста впечатление, что в деревне каждый под пристальным наблюдением, сохранилось.

Поле

Мы с Ленкой любили ходить и в поле. Поле находится за деревней к западу, а лес на востоке. Что росло в этом поле? Во всякое лето – разное. То это был горох, то пшеница, то картошка. Если горох, то его можно было сорвать и съесть, если пшеница, то её украшали синие головки васильков, которые мы собирали, если картошка, то это была просто картошка.

В поле в нескольких местах были оставлены деревья, небольшой кустарник и небольшие овражки, пересечённая местность. Деревья – три старые ветлы – были прекрасным местом для игр. Кустарник был оставлен, наверное, потому что рос в небольшом овраге – эту неровность почвы обходили трактора. Там росла полевая гвоздика, щавель, а щавель, переросший в столбик, называли стреличками и ели. Ели просто так или с солью, что казалось ещё вкуснее.