Полынь - трава горькая
Шрифт:
Он снял рубашку, аккуратно свернул и положил в сторонке, привалил камнем, чтобы не сдуло. Затем сделал шаг к краю скалы.
Они стояли высоко над обрывом, отвесно вниз уходила черная скала, от другого черного пика их отделяла небольшая долина, сверху все выглядело, как цветная физическая карта: кудрявые венчики деревьев, на лесистом склоне полосами террасы, светлые нити тропинок, выбитые копытами оленей, а еще дальше голубой полосой — море где-то далеко у горизонта переходящее в небо. Шли легкие белые облака, порывы сухого теплого ветра охватывали, будто обнимал
Митрофаныч развернулся лицом к группе, он стоял перед ними на плоском уступе, все ждали очередного рассказа, но экскурсовод, неожиданно приняв гимнастическое положение "упор присев", встал из него на руки, балансируя на краю скалы. Все замерли, даже ахнуть было страшно! Митрофаныч постоял так, а потом развел ноги в ножницы, оторвал от уступа левую руку и остался стоять на правой… Казалось время замедлилось, растянулось, слышнее стал ветер. Нина запомнила именно это — движение воздуха и ощущение огромности спящего вулкана. К страху за Митрофаныча примешивался восторг и еще что-то, столь же древнее, как эти скалы. Нина не могла объяснить…
Митрофаныч медленно вышел из стойки, сначала на две руки, потом вернулся ногами на землю. Только тогда все перевели дух, дружно захлопали и заговорили одновременно. Стали спрашивать не гимнаст ли он, не работал ли в цирке, не страшно ли вот так. А он только усмехнулся и сказал:
— Гимнастикой занимался, да, но тут на вершине главное с природой слиться, гармонию найти с этим местом, тогда и ветер страховкой станет. И не страшно, страха в человеке не должно быть в такой момент, если я знаю, что могу, чего мне бояться? Страх жить мешает. Ну, снимайтесь на фоне гор, здесь, по-моему, самый красивый вид. И дальше пойдем.
— Давайте здесь привал сделаем, красота такая!
— Можно и здесь, — согласился Митрофаныч, снова надел рубашку и достал из кармана яблоко.
Нина присела на горячий шершавый камень, наконец можно немного отдохнуть. Осторожно отпила из бутылки тепловатую нагретую солнцем воду. Это было блаженство! Сергей сел рядом, Рома отошел в сторону, о чем-то с Митрофанычем говорил.
— Очень устала? — спросил Сергей.
— Да! Но хорошо так, легко. На, попей…Я не знала, что в горах так здорово! А ты?
— Ммм…вода хорошая…Я в походах с ребятами с нашего курса был в Грузии, на турбазу ездили, Константин Митрофаныч прав, в такой обуви нечего в горы лезть, — Сергей вернул Нине бутылку, скинул с ног вьетнамки, перемялся стопами по камням, — ого, как печка!
— Ты что, тоже босиком хочешь?
— Попробую…а знаешь, Нинуш, может, ну её эту Анталию? Останемся здесь, у Романа? Только мы с тобой… Гулять будем, купаться, — он обнял её, Нина положила голову на плечо Сергея, прикрыла глаза, подставила лицо солнцу и ветру.
Она боялась попросить, а сама хотела именно этого — остаться здесь. Потому, что здесь пришло и возрастало между ней и Сережей нечто большое, правильное, удивительное. Нельзя было этому мешать! И эти горы, море, небо — они как будто защищали, а на глянцевом Анталийском
А Нина не хотела больше так! Здесь она узнала, приняла настоящее, горячее счастье. Нина и дорогу эту трудную в горы вдруг открыла для себя по-другому, ведь она к себе самой сейчас идет.
Но Роман? Если она с Сергеем останется, то каково это будет для Ромы, ведь больно ему сейчас. Бедный, милый… В первый раз, с тех пор, как приехал Сережа, она подумала об этом, а то все задвигала мысли подальше, оставляла на "потом", боялась их. "Страх мешает жить" — вот что! Нельзя прятаться, как страус головой в песок. Вот есть Сережа и Роман и оба дороги ей! Обоих она любит… и перед Сергеем вины не чувствует, совесть её молчит. Потому, что с Романом не могло быть иначе…а Сергей? Она не знала его таким… Там у пересохшего русла… Разве так бывает? Разве можно любить обоих? Кажется, Нина задремала, а мысль эта все кружилась в голове… Разве можно… Любить…
— Пора нам, Нина… надо идти…, — услышала она голос Романа, очнулась, открыла глаза. Да, он подошел, протягивал ей руку, чтобы помочь встать. Сергей отстранился тихонько, бережно, и тоже поднялся.
Вот они стоят перед ней — светловолосый, возвышенный, не от мира сего, Рома и темноволосый надежный, земной Сергей. Как легкий ветер и черные скалы Карадага — разные и одинаково любимы, и нет другого пути, как выбирать… Одного из них.
— Да, пора, Нинуш, теперь вниз пойдем, легче будет, — Сергей сказал и тоже протянул ей руку. Нина медлила, потом вложила пальцы в ладонь Сергея, но смотрела на Романа, прощалась. Он понял, дрогнув губами едва заметно улыбнулся ей, отпустил.
Сердце у Нины защемило, она обернулась к морю, еще раз посмотрела вдаль, но Сергей уже потянул её за собой, и она пошла.
Роман остался у камня, где сидели Нина и Сергей, подождал чтобы они отдалились немного и зашагал следом вниз по тропе.
Спускались долго, через реликтовые можжевеловые рощи, потом Константин Митрофанович показал части туристов, как напрямки дойти до Коктебеля, а с остальными короткой и легкой дорогой вернулся на Биостанцию. Нина так устала, что уже ни о чем думать не могла, последние полкилометра Сергей чуть не нес её на руках, как и обещал. Он придерживал, обнимал и так хорошо было в его руках, счастливо.
Глава 25. Леха
В комнате дежурного, в служебном помещении дельфинария было даже уютно — никакой сырости. Большую часть занимали стол и диван, на стене мониторы видеонаблюдения, еще какие-то приборы. Здоровенный системный блок мерно гудел вентилятором. Нина так устала, что даже чай пить не могла, он остывал в граненом стакане, чаинки медленно проходили золотистую жидкость, опускались на дно, ложка нелепо преломлялась у поверхности. Нина хотела спать, свернуться бы сейчас тут на диванчике. Сережа рядом, а домой еще так далеко! Ноги ломило в икрах и бедрах, голова гудела.