Полынь-трава
Шрифт:
— Сердце подсказывало мне, что твоя поездка на Багамы не кончится добром, — печально сказала мама. — Разве мы с отцом заслужили это? Женишься, а мы даже не ведаем на ком. Знаешь ли ты, как часто бывает обманчивым первое впечатление и каким предательским — чувственный порыв?
— Мама, ты немка. Разве тебя не утешает то, что я выбрал немку и еду на землю твоих предков?
Она посмотрела удивленно:
— А ты знаешь, что происходит сейчас на земле моих предков, кто и как хозяйничает там?
—
Отец не позволил себе расчувствоваться. На прощание крепко обнял меня и произнес одно только слово: «Верю».
Я довольно быстро переквалифицировался в делового человека; работа у меня была не такая, от которой переутомляются. Мне надо было следить за порядком в «Серебряной чашке» — так называлась наша новая кофейня в Фюрстенфельдбрукке. В течение вечера я раз или два заходил в бар, оглядывал хозяйским оком, как идут дела, и удалялся, пропустив рюмку-другую шнапса или бокал глинтвейна.
«Серебряная чашка» помещается в подвале трехэтажного особняка. Он облицован светлым камнем, имеет окна без переплетов, выступы и ниши по фасаду. На втором этаже гостиная, столовая и спальня, а на третьем — мой кабинет и библиотека. Над входом в кофейню на массивной цепи висит большая блестящая чашка. Вечером при искусственном освещении она дымится — создается впечатление, что в нее налит горячий кофе.
В подвал ведет крутая и узкая лестница, по которой можно спускаться, только опираясь о перила. При каждом шаге вступившего на нее лестница слегка поскрипывает.
По скрипу ступенек я научился почти безошибочно угадывать, кто из постоянных посетителей спустился в зал. Легкие, как будто сдавленные, звуки сообщали о приходе миниатюрной кассирши универсального магазина. Почти следом за ней в зал входил молоденький лейтенант с неизменной усмешкой на губах. Лестница провожала его единым звуком — он спускался быстро, самоуверенно, а войдя в зал и увидев подругу, изображал приятное удивление.
Под ногами бюргеров и их добропорядочных жен лестница пела, стонала, ухала. Они спускались друг за другом, сразу по нескольку человек, рассаживались компаниями и беззаботно проводили вечер, рассказывая друг другу разные истории и анекдоты, запивая их кофе с коньяком и заедая пирожными.
В зале стояло два десятка столиков. Стены кафе были обшиты дубовыми панелями коричневого цвета. Свет лился в зал из лампочек, искусно спрятанных за эти панели.
В субботние и воскресные вечера в «Серебряную чашку» приходило больше народу, чем обычно. В эти дни заглядывали к нам и два офицерских чина. Майор и лейтенант были очень похожи друг на друга. У обоих прямые жидкие волосы неопределенного цвета, зачесанные на пробор, мясистые носы, рты-щелочки с узкими губами, на которых я ни разу не увидел улыбки.
С этими братьями и было связано первое задание, данное мне Алланом.
За несколько дней до того человек, доставляющий в кофейню вина и кофе в
До субботы, когда обычно приходили эти двое, оставалось три дня. Я знал заранее, что приспособить устройство мне нужно в одной из полых ножек стола, за которым обычно сидели эти офицеры.
В субботу, когда до открытия кофейни оставалось около часа, я спустился в зал. Прислуга была на кухне, и мне ничего не стоило подключить тонкий провод, тянувшийся от стены под ковром, к подслушивающему устройству.
Лестница тяжело заскрипела под сапогами братьев. Они сели за «свой» столик, заказали еду и углубились в беседу.
Я не знал, зачем понадобился Аллану этот майор и что нового англичане могли узнать от него, но тем не менее мой шеф просидел в моей пустой запертой квартире (Элен уехала к приятельнице) с наушниками весь вечер. За эту операцию я получил от господина Аллана и первую благодарность.
Я понял смысл его работы: собирать даже самые незначительные сведения, связанные с военными приготовлениями Германии, сопоставлять их с другими сведениями и фактами, выстраивать гипотезу, которая проверялась донесениями других агентов. Два наших брата-офицера занимались военными железнодорожными перевозками. В их беседах несколько раз повторялись слова «Судеты» и «Польша».
Хороший родственник со стороны жены, как дар небес, выпадает не часто, но если уж выпадает и если к тому же носит почтенную фамилию Функ… многое можно сделать на этом свете, имея такого тестя.
Функ любил единственную свою дочь, угождал ей в чем только мог, умело и тактично «упрощал» (он сам выдумал это словцо и гордился находкой) всевозможные большие и малые сложности, возникающие при создании новой семьи.
Говорил нам:
— Даже шестеренки в часах должны притереться друг к другу, только тогда часы начнут показывать точное время… На все нужно терпение, всякую вещь можно сделать, имея терпение и цель. У меня одна только цель — чтобы вам было хорошо. И чтобы вы нарожали мне внуков.
Функ обладал способностью привязывать к себе людей, устанавливать контакты и с поставщиками и с посетителями. Когда в тридцать восьмом затянулась реконструкция приобретенного здания (стройматериалы к той поре находились на строгом учете), сумел через «нужных людей» достать и цемент, и стекло, и краску. «Серебряная чашка» довольно быстро обрела известность и стала одной из самых популярных кофеен городка.
Практицизм тестя, гармонировавший с приветливостью, непринужденная обстановка, которую создавала Элен, не торопившаяся заводить детей («пока молоды, поживем немного для себя, а потом я тебе нарожаю такую кучу детей, что не будешь знать, куда от них деться»), помогали расширять круг знакомств.