Полыновский улей
Шрифт:
— Передовая! — сказал Вася. — Она, значит, сразу за колокольней. Чуете? — Голос у него странно дрогнул.
— А это что за значки?
Еремка показал на палочки и крестики, разбросанные по карте на западе от линии, обозначавшей передовую.
— Это то, ради чего послали разведчика! — объяснил Вася. — Он отметил здесь фашистские пушки и пулеметы. А около колокольни поставил две буквы «эн» и «пэ» — наблюдательный пункт. Эта карта нашим нужна до зарезу!
— Выздоровеет — и доставит ее к нашим! — сказала Люба.
— А когда он поправится? Скоро?
—
Вася присвистнул.
— Вот и видно, что ты ничего в военном деле не понимаешь. Карта нужна там сейчас.
— Конечно, нужна! — согласился Еремка. — Но мы ее никак не сможем передать...
— Думаешь?
Вася склонился над картой, пальцем поманил к себе Любу и Еремку.
— Вот колокольня — на бугре. Та колокольня!.. Вот тут колодец. Тот самый!.. Чуете!.. А здесь развалины крепостной стены. Передовая проходит между колокольней и развалинами. А что нам говорил дед Михей?
Смоляков очнулся под утро. Придя в себя, он почувствовал, что лежит на животе. Чьи-то осторожные и умелые руки перебинтовывали ему спину. «Золотой парень! Чем я тебя отблагодарю?» — подумал разведчик и позвал:
— Василь!
— Я за Васю! — ответил ласковый девичий голос, заставивший Смолякова вздрогнуть и резко повернуться на бок.
— Ой! Так не надо — опять кровотечение откроется! Вы не бойтесь: что Вася, что я — одно и то же! Только Васька ничего в медицине не смыслит. Вот он и привел меня к вам. Сейчас я вас накормлю и пить дам. Лежите спокойненько.
Смоляков смотрел на девочку, и ему казалось, что все это сон или бред. А Люба уже развязывала узелок с хлебом и творогом. Еремка основательно подчистил запасы матери.
— Пить... Только пить! — произнес раненый.
— Сейчас и пить дам. А потом вам придется полежать одному. Скоро уже утро. Мне надо сбегать в деревню — предупредить, а то проснутся — нас нет, шум подымут.
Смоляков был так слаб, что не мог говорить, хотя десятки тревожных вопросов одолевали его. Он жестом подозвал девочку и с трудом выдавил из себя:
— Расскажи... Все...
Пока Люба говорила, он лежал неподвижно с закрытыми глазами. Когда девочка рассказала, как они обнаружили карту, разведчик схватился за пустой карман, и такая мучительная тревога засветилась в его глазах, что Люба наклонилась над ним и горячо зашептала:
— Не надо так... волноваться! Карта не пропадет!..
Родной край!.. В нем все твое и все служит тебе. Служит неизменно и верно. Здесь каждая рощица, каждый овраг, каждый пенек готовы дать тебе приют и скрыть тебя от глаз врага. А если ты еще и любознателен, если ты с детства привык бродить в лесной глуши чуть приметными тропами, то хоть тысяча фашистов будет ловить тебя, — не поймает! Родной край не выдаст, не подведет.
В ту ночь гитлеровцы были насторожены. Но ни один дозор не заметил, как двое мальчишек пробрались к самому переднему краю.
Рассвет застал Васю и Еремку в том самом малиннике, где вчера вечером лежал
Вася посмотрел на колокольню.
— Правее! — тихо сказал он Еремке.
И они поползли вправо, пока не достигли узенького ручейка. Там ребята свернули вверх по течению и вскоре очутились у пригорка, в самой гуще зарослей. Здесь был родничок, а наверху стоял одинокий чугунный крест. Он был обломан и напоминал массивную металлическую букву «т», изъеденную временем. Под крестом лежала большая каменная плита, заросшая цепкими ползучими растениями.
— Быстро! — приказал Вася.
Мальчишки ухватились за крылья чугунной буквы и попробовали повернуть ее. Крест не поддавался.
— Ну давай! Жми! — прошептал Вася, напрягаясь.
Еремка потянул со всей силы. Крест даже не дрогнул.
Где-то за кустами послышались голоса. Ребята упали как подкошенные. Подождали минут пять. А светлело быстро. Утро подгоняло. Ударили первые выстрелы — проснулись снайперы. Вдалеке, зло захлебываясь, проревел «ишак» — многоствольный немецкий миномет. Молчавшая ночью передовая ожила.
Заржавел, что ли? — произнес Еремка.
— Не мог! — отозвался Вася. — Помнишь, как мы его смазали? Дед Михей даже обругал нас — полкило масла стравили!
Вася посмотрел на крест, подумал и встрепенулся.
— Дураки!.. Мы же не в ту сторону крутили!.. Вставай!
Ребята опять ухватились за крылья креста, и он легко повернулся на 90 градусов. Тогда Вася потянул его на себя. Крест наклонился вместе с железным квадратом. Под ним открылся узкий лаз. Еремка ногами вперед юркнул в подземелье. Вася последовал за ним.
— Раз, два!.. Взяли! — послышалось из темного отверстия. Крест стал подниматься, принял вертикальное положение и повернулся, заперев тайный ход.
Зажгли свечу, прошли несколько шагов по узкому сухому коридору.
— Отдохнем? А? — взмолился Еремка.
— Отойдем еще немного, чтоб не услышали...
Еще несколько шагов — и ребята сели прямо на пол, полого уходивший вверх.
— И что это так устали? — сказал Еремка. — Всего-то километров семь...
— Если б шли, а то ползли ужами! — ответил Вася. — И потом — карта! Знаешь, как я дрожал... Не за себя — за нее!
— А чего за нее? Фашистам она без толку: они и сами знают, где у них пушки и склады. А про нашу армию там ни одного значка нету!
— Ну и что, что нету? Как схватили бы нас, так сразу — откуда карту взяли?.. И пошло бы! Иголку под ноготь запустят — заговоришь!
— А вот и нет! Я б себе язык откусил!..
Ребята замолчали. В подземелье наступила тишина. Здесь все оставалось таким, каким было два года назад, когда юные спелеологи впервые попали сюда. Но тогда каждый поворот, каждый уголок казался таинственным и романтичным. Сердца пионеров замирали от восторга в предчувствии чего-то неизведанного. А сейчас даже Вася не испытывал ни восторга, ни романтического трепета. Он поменял бы этот длинный подземный ход на безопасную дорожку, по которой можно было бы добежать одним духом до расположения своих войск.