Полюбить Дракона
Шрифт:
— Я ничего ей не обещала, — потрясенная, ответила Диана. — Я и не думала, что она может ожить… я ничего не говорила!
Эван подскочил; на песке остались глубокие следы его ног, быстро наполняющиеся водой, а его серые глаза, цвета бурного весеннего моря, наливались отчего-то слезами.
— А ему, — тихо и робко, дрожащим от волнения голосом, произнес Эван, очень осторожно, бережно обняв девушку за плечи, — тому, что сюда приходил… что ты сказала ему?
— Я сказала, — медленно произнесла Диана, припоминая, — что…
— Ну? — подбодрил ее Эван, чуть встряхнув за плечи.
Тут Диана смутилась, опустила глаза, ее щеки запылали румянцем смущения.
— Я сказала, — поспешно произнесла она, явно желая
Тотчас же, словно в ускоренной сьемке, на черном дереве вспухла почка, лопнула, ощетинившись острыми чешуями, и из нее выросла гибкая черная ветвь. Словно вьющийся побег, она искала опору. Листья — крохотные, лакированные, и тоже черные, — воинственно растопорщились и заблестели в свете луны.
— Лоза верит тебе, — ахнул изумленный Эван. — Ты понимаешь, что это значит?! Понимаешь?!
Диана посмотрела на лозу — и не понимала.
— Она совьет корону на твоей голове? — пробормотала девушка.
— Нет, — прошептал Эван, обхватив девушку, едва не задавив ее в своих объятьях, целуя ее в макушку. — Это значит, что ты честна со мной. Твои слова идут от сердца. Ты не хочешь предавать.
**
Отказ Дианы больно ударил по самолюбию Итана.
Ожег, словно хлыстом, открытое ей сердце, и оставил Итана корчиться в темноте, одного. В ушах все еще звенел ее крик, вытолкнувший его из уединенного покоя, который Итан показал ей.
— Я целый мир готов был подарить тебя, — стонал он, извиваясь и корчась на полу. Обычно так больно было, когда вырываешь звезду, вместе с лучами, проросшими под кожей, вглубь тела, до самой души. Откуда была та звезда, что он вложил ей в ладони?
С груди; но, срывая ее, Итан не почувствовал боли. Она словно сама осталась в его пальцах. Не дрогнула ни единая струнка натянутых нервов. И было так легко…
— Потому что душа отпустила эту звезду с радостью, — хрипел Итан, поднимаясь, упираясь руками в пол. Его шатало, как пьяного, пол плясал перед его глазами, и Итан несколько раз падал, потому что мир продолжал плясать перед его глазами. — Потому что это был дар от чистого сердца! Потому что это было… само сердце…
Мысль эта, пришедшая в голову Итану только что, потрясла его настолько, что он прижал трясущиеся пальцы к груди, чтобы убедиться, что сильно бьющееся сердце на месте. Но облегчения это знание не принесло; Итану казалось, что все это обман, и стоит лишь пошевелить пальцами, как они наткнутся на кровоточащую рану.
— Здорово ж они отделали тебя, — раздался в тишине зала ледяной, полный ядовитой издевки голос. Андреас! Итан едва не застонал от досады, оттого что этот опасный, яростный и хитрый союзник видит его таким — слабым, поверженным. Но был в этом и плюс; уловив звук неторопливых шагов Андреаса, Итан вмиг себя взял в руки и поднялся на ноги, встал в полный рост и взглянул в лицо Андреаса.
Тот усмехался.
Обходя Итана неторопливыми, осторожными шагами, какими хищники и падальщики обходят ослабевшую жертву, он осматривал своего союзника, и его не обманывали ни уверенные движения, которыми Итан спешно приводил в порядок свою одежду, ни его твердый взгляд.
Андреас видел его, еле ворочающегося на полу, ослепленного яростью и болью. Он видел, что лицо Итана все еще бледно после пережитых страданий, и по высокому лбу катится болезненный пот.
— Что, — просмеялся Андреас гаденьким, мелким смешком, — отведал драконовых подарков? Летающие ведь только на вид такие гладкие и мягкие. Но эта податливая плоть, — в голосе Андреаса проскользнула лютая ненависть, — эта хрупкая кожа — это обман, иллюзия! Их чешуя крепче
Андреас не скрывал своей злобной, подленькой радости, и Итан понял, зачем Андреас здесь.
Услышав его беспомощные крики, этот кровожадный крокодил с горящими глазами учуял запах слабости и крови, и пришел, чтобы убить. Поэтому он так неспешно ходит в темноте — принюхивается, оценивает — так ли слаба его жертва. Хочет наверняка стать победителем.
Сам захотел быть первым и главным.
— Итан, Итан, Итан, — посмеиваясь, продолжил Андреас. — Старый Звездный… Сколько тебе лет? Тысяча? И ты все еще подвержен страстям? Нет, только не говори мне, что ты сейчас пострадал из-за того, что сам попытался выкрасть эту самку?! Что, в самом деле?! Ты дрожишь оттого, что не смог утолить свою жажду, не смог взять то, что так хочется твоему сердцу?
— Я дрожу оттого, — ответил Итан, кое-как переведя дух и сглатывая душащий его ком в горле, — что снова вырвал звезду из своего тела. Ты такой умный, ты так много всего видел, все знаешь… а каково это — раздобыть звезду, — знаешь?
Андреас снова гаденько рассмеялся, и Итан в полумраке огромного холодного каменного зала заметил металлический блеск в его руке, спрятанной за спину.
— Ты так легко расстаешься с ними, — процедил хитрец Андреас, наконец, остановившись. Теперь он не скрывал оружия. Прямой узкий меч, подрагивая в его руке, смотрел в пол, словно сдерживаемый яростный зверь. — Ты же знаешь, что с ними ты теряешь силу? Я считал все твои потерянные, напрасно потраченные звезды; их было слишком много. Ты разменивался на ничего не значащие мелочи, на сиюминутные желания, разрывая магические связи. А мне оставалось только ждать, когда ты потеряешь самый большой кусок магии и обессилеешь в конец. И я этого дня дождался.
От этих слов у Итана нестерпимо зажгло в груди, словно меч Андреаса уже пронзил его сердце. Боль промчалась по истерзанным нервам, по черным пустотам, раньше наполненным магическим светом, и жаром припекла то место, где раньше цвела огромная звезда, что Итан подарил Диане.
— Ты потерял себя, Итан, — отчетливо и серьезно произнес Андреас, глядя на соперника — теперь уже на соперника! — горящими яростными огненными глазами. — Ты по кускам себя роздал, ничего не оставив себе на черный день. И поэтому я сейчас убью тебя; быстро и, если ты не станешь сопротивляться, безболезненно. Я возьму себе твой дом, твои богатства, и вырежу с твоего тела все оставшиеся звезды. Я буду самым сильным Звездным; и у меня будет шанс справиться с драконами и забрать себе ту самку, которую ты вожделеешь. Нет, не думай — я ее не люблю. Вовсе нет. И никогда не любил. Но с некоторых пор эта женщина стала не просто соблазнительной желанной самкой, а неким символом. Переходящим призом, если желаешь, который достается самому сильному и самому смелому. Ты был силен, — издевательски подчеркнув слово «был», произнес Андреас, — а я умен. Хитер, если хочешь; хитрее тебя. И терпеливее. Я умею ждать и укрощать свои желания, в отличие от тебя. Поэтому я дождался и победил. Так что постарайся не сопротивляться. И твоя смерть будет легка.
От его слов у Итана в груди зажгло еще сильнее, словно восходящее солнце нещадно жарило его кожу. Все звездные шрамы пульсировали этим жаром пополам с ломающей болью, и яд подлости и предательства душил Итана.
«Я не был добр, — подумал он, слушая частый пульс, бьющийся в висках, — но не был и так подл, чтобы желать смерти названным братьям и брать себе их силу. Неужто мы, Звездные, живем для этого — для того, чтоб быть подлыми, и подлостью добывать себе блага и пробивать путь себе в этой жизни?»