Полюшко-поле
Шрифт:
— Мой фюрер, во время гражданской войны в России сначала войска нашего кайзера Вильгельма, а потом белые армии захватили важнейшие экономические районы. Красная Москва голодала, она болела сыпным тифом. Но… главные вооруженные силы Советов не были разгромлены, и результат нам известен.
— Господин фельдмаршал фон Браухич, вы являетесь большим знатоком военной истории… Это бесспорно. Однако ваша параллель здесь неуместна… Даже бестактна.
Фельдмаршал невольно отодвинул кресло, встретившись с фанатическим взглядом серо-стальных глаз фюрера. Они, казалось, спрашивали: «Будете ли еще упрямиться?»
«Индийский факир…
На помощь пришел Гальдер:
— Мой фюрер, каждый из нас высказывает и отстаивает свои взгляды во имя принятия единственно правильного решения. Я должен заявить, что командование группы армий «Центр» во главе с такими авторитетами, как Бок и Гудериан, к повороту на юг относится отрицательно.
Глаза Гитлера блуждали. Но, скрестив руки на груди, он поборол гнев и спокойно произнес:
— Господа, я не решаю этот вопрос единолично. Мне советуют так поступить Кейтель и Иодль, командование группы «Юг» во главе с Рундштедтом, Рейхенау и Клейстом. Об этом мне пишет Клюге и, наконец, просит такой стратег, как фон Манштейн. Возражение, что в результате Киевской операции мы только потеряем драгоценное время, является несостоятельным. Наступление на Москву, господа, будет провести не труднее, а легче… Русские либо снимут часть сил с Центрального фронта, чтобы закрыть ими возникшую на юге брешь, либо тотчас подтянут из тыла вновь сформированные соединения. Я надеюсь также на свою интуицию и думаю, что она меня не обманет.
— Мой фюрер, надо взвесить, что важнее: захватить Украину и Кавказ или же полностью уничтожить главные силы Советов, — не поднимая головы, произнес Браухич.
Гитлер не терпел возражений. Однако Браухич и Гальдер особо отличились в проведении польской кампании и в подготовке нападения на Советский Союз. Пока все шло гладко, согласно разработанным планам, и поэтому ему не хотелось слишком круто обходиться с верхушкой генштаба.
— Господин Браухич и господин Гальдер, — тихим голоском ворковал фюрер. — Я всегда ценю вашу прозорливость и добрые советы. Но попробуйте воевать без марганца, угля, железа и нефти. Победы не будет. — Слегка дрожащей рукой он потянулся к бутылке с лимонадом.
Его опередил проворный Лонг. С ловкостью фокусника слуга наполнил сладким прохладительным напитком хрустальный бокал.
Гитлер пил медленно, маленькими глотками и, казалось, внимательно рассматривал шипящую пену. Мысль его продолжала работать.
Вчера в этих кожаных креслах сидели не генералы, а владельцы химических, угольных и сталелитейных концернов. Генеральные директоры «Дейче-банк» и «Дрезден-банк» во главе с магнатами Рейна и Рура — Вильгельмом Цангером, Фридрихом Фликом и Альфредом Круппом. Вчера в этом холле, традиционно поблескивая перстнями и моноклями, собрался цвет германской промышленности — люди, которые поставили Адольфа Гитлера у власти и с одобрением отнеслись к его воинствующему кличу: «Пушки вместо масла!»
Господа с Рейна и Рура назвали нового канцлера «революционным диктатором» и поспешили предоставить солидные средства на вооружение «третьей империи», составившие, как хорошо помнит Гитлер, довольно кругленькую сумму — девяносто миллиардов марок. Этот риск людей делового мира теперь стал ключом к их обогащению. Все оккупированные страны достались германским концернам как трофей.
Гитлеру не хотелось дальше спорить с Браухичем
— Мой фюрер! Я прошу вас учесть интересы тяжелой промышленности. Деловой мир с надеждой смотрит в первую очередь да южные районы Украины. Там бесценные кладовые природы — никопольский марганец и руда Кривого Рога, — бросал в глаз монокль пушечный король Альфред Крупп.
— Мой фюрер, дайте нам кавказскую нефть! — сверкал голубым огнем бриллиантовых перстней генеральный директор «ИГ Фарбениндустри» Макс Ильгнер.
— Дайте нам угольные шахты Донбасса! — просил флегматичный Флинк.
— Заводы Приднепровья и Харькова! — горячился Цангер.
В устах банкиров и промышленников на все лады звучало одно и то же слово: «Дайте!» И Гитлер сказал:
— Господа, я согласен с вами. Необходим поворот на юг. Сегодня борьба стала иной, нежели сто лет тому назад. Эта война — не за трон и не за алтарь; это битва за пашни и леса, за нефтяные источники, за полезные ископаемые.
В бокале оседала, шипя, лимонная пена. Гитлер, как бы очнувшись, взглянул на своих генералов и, опустив руку, возбужденно крикнул:
— Мое решение неизменно! Я требую окружить Киев! — Он моментально успокоился и понизил голос: — Но прежде чем приступить к этой операции, я должен, господа, посетить Бока в Борисове и Рундштедта в Виннице.
На следующее утро «кондор» — тяжелый морской бомбардировщик, самолет фюрера — тайно покинул взлетную полосу берлинского аэродрома и под охраной двадцати истребителей взял курс на Борисов. По небу бродили грозовые облака. Хозяин «третьей империи» плохо переносил качку. Полет всегда вызывал у него повышенное давление крови и головную боль.
С тех пор как германские войска перешли через Западный Буг и Днестр, их верховный главнокомандующий находился в приподнятом настроении. На Востоке он открыл дверь в неизвестность, и пока все обстояло благополучно. С каждым новым маршем танковых дивизий в глубь России у него росло чувство собственного достоинства и укреплялась вера в свою интуицию — в исключительную прозорливость полководца. Это бодрило дух, укрепляло волю и даже помогало ему с помощью специальных пилюль побороть неприятные ощущения от воздушных ям.
Но какой-то осадок досады оставила в душе секретная сводка абвера, поступившая утром. Запоздалый сигнал военной разведки удивил Гитлера. По новым, уточненным данным, перед фронтом Лееба, Бока и Рундштедта, как теперь выяснилось, Советы сосредоточили не шестьдесят, а девяносто три дивизии. Эта поправка вызвала у фюрера гнев.
«Как же так! Не заметить тридцать три дивизии? А потом вдруг спохватиться и завопить: «Ахтунг!» Но откуда у большевиков такие силы? Впрочем… Какая разница — шестьдесят или девяносто три дивизии? Все равно им не избежать котла», — старался успокоить себя Гитлер.