Полюшко-поле
Шрифт:
По его твердому убеждению, русские вооруженные силы особой опасности не представляли: они имели низкую боеспособность. Все же план «Барбаросса» не был полностью выполнен германскими войсками. Конфигурация фронта явно не нравилась Гитлеру. На стыке двух групп армий «Центр» и «Юг» зияла трехсоткилометровая брешь, и там слишком дерзко действовали красные.
Гряда грозовых облаков отступила далеко на запад. Над лесами Белоруссии сверкало солнце. Под крылом «кондора» пламенела полоса реки.
Сопровождающий Гитлера Браухич сказал:
— Мой фюрер, это знаменитая Березина. Она берет свое начало у Докшиц, где цепь холмов значительно понижается к северу и тянется на восток через Лепель к Витебску. Вблизи местечка Березино река поворачивает
«Кондор» заходил на посадку. Внизу промелькнула взорванная пристань. Потянулся песчаный берег с обугленными коробками лесопильных фабрик. Браухич продолжал:
— В тысяча семьсот восьмом году у Борисова Березину переходили войска шведского короля Карла двенадцатого. Немного к северу от этого города наши саперы обнаружили любопытный памятник — сваи сгоревшего моста, по которому в ноябре тысяча восемьсот двенадцатого года отступали остатки французской армии во главе с Наполеоном.
Гитлер недовольно пошевелил усиками:
— Я благодарю вас, господин фельдмаршал.
Упомянув о Наполеоне, Браухич тотчас же вспомнил поучительный совет кумира юнкерской Пруссии Клаузевица: «Лишь достигнув могучим порывом самой Москвы, мог Бонапарт надеяться подорвать мужество правительства, стойкость и верность народа». «Ну, хорошо, — думал про себя фельдмаршал. — Допустим, мы возьмем красную Москву… Сможем ли мы подчинить себе всю Россию?» Клаузевиц, участвовавший в войне тысяча восемьсот двенадцатого года на стороне русских, отвечал: «Россия не такая страна, которую можно действительно завоевать, то есть оккупировать». «Боже мой, неужели это предсказание?» — Мысль Клаузевица показалась Браухичу совсем неподходящей, даже крамольной. Но она заставила его задуматься. «А что, если дорога побед на Востоке станет дорогой могил? Страшно…» Из глубокой задумчивости его вывели толчки. «Кондор» коснулся земли и благополучно совершил посадку.
Гитлер никогда не задерживался на чужих аэродромах. Он опасался тайно заложенных фугасов. В оккупированных городах он с подозрительной осторожностью относился к любому зданию и редко проводил совещания в незнакомом зале. Ему казалось, что, отступая, противник мог оставить в подвальном этаже мину.
Зная о постоянной настороженности фюрера, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок подыскал для ставки верховного командования вблизи Борисова лесное урочище. Фюрер любил в походе останавливаться в домике, сложенном из толстых дубовых бревен в старогерманском стиле. И за одну ночь при свете автомобильных фар на берегу Березины выросло причудливое жилище.
Переступив порог такого «айхенхауза» [2] , хозяин «третьей империи» остался доволен. Однако задерживаться в штабе группы он не хотел и сразу приступил к делу.
Круг лиц, приглашенных на встречу с фюрером, был строго ограничен. Гитлер недолго стоял в центре сверкающего орденами генеральского полумесяца. После короткого приветствия он торжественно вручил Боку, Готу и Гудериану чеки за умелое ведение операций и попросил сесть.
Напротив обожаемого фюрера почтительно опустился в кресло серо-землистый, со впалыми морщинистыми щеками Теодор фон Бок. Он уже продолжительное время страдал болезнью желудка. Тощего фельдмаршала мучил очередной приступ язвы, и он усилием воли старался побороть боль.
2
Дубового домика (нем.).
Фон Бок был скуп и тщеславен. Получив чек, фельдмаршал быстро спрятал его в нагрудный карман. К большому огорчению, он не успел заметить самое главное, как говорили старые полковые казначеи, — сумму прописью.
«Сто или двести тысяч марок? — Это была мучительная загадка. — Сто или
Справа от Бока опустился в кресло создатель теории танкового блицкрига, улыбчивый, сияющий, как монокль, Гудериан. За ним — жирный Клюге и дальше — лисьей повадки, осторожный Штраус. Слева расположился начальник штаба группы армий генерал пехоты кряжистый фон Грейфенберг, с массивным золотым пенсне на кончике носа. И дальше — со скрипучим голоском седой Гот и жилистый Гепнер. А за спиной последнего — начальник оперативного отдела подполковник службы генерального штаба фон Тресков. И ни одна берлинская гадалка, и ни один личный астролог фюрера не смогли бы сейчас заглянуть в будущее… Пройдет всего полтора года, и этот молодой офицер, восторженно приветствующий фюрера, будет стремиться отомстить ему за гибель лучших немецких армий в сталинградском котле и на Смоленском аэродроме положит в багажник «кондора» бомбу…
— Господа! — облокотись рукой на спинку кресла, тихо начал Гитлер. — В своих «Военных поучениях» Мольтке говорил: «Все зависит от правильной оценки момента». Я лично считаю, что для поворота на юг и окружения Киева условия благоприятные. Господа, я хочу вам напомнить: основной идеей планов Мольтке было наступление. Он никогда не думал об обороне, — Гитлер выпрямился, его голос сорвался, перешел на крик: — Пока я жив, я буду думать лишь о наступлении. — Он поднял глаза к небу и, неожиданно успокоившись, продолжал доверительно: — В последние годы я пережил много примеров провидения. И в сегодняшней обстановке я вижу знак провидения.
— Временно надо прекратить марш на Москву! — поддержал Клюге с места.
— Господа, мощные силы «Центра», состоящие из двух танковых групп и трех полевых армий, должны помочь нашим войскам окружить на юге Киев и на севере Ленинград. Это позволит нам вырвать Москву из рук противника еще до начала зимы. — Гитлер задержал взгляд на Гудериане. — Я прошу вас, генерал-полковник, доложить о готовности Второй танковой группы.
Гудериан не встал, а вскочил. Он вытянулся в струнку:
— Мой фюрер, Вторая танковая группа укомплектована только на пятьдесят процентов обычного своего состава, но она готова вести любые наступательные действия.
Вслед за Гудерианом вытянулся в струнку старый служака Гот:
— Мой фюрер, я считаю, что войска Третьей танковой группы в своем теперешнем составе, имея шестьдесят процентов укомплектованности, способны наступать. Пользуясь случаем, я обращаюсь к вам, мой фюрер, с просьбой пополнить танковые дивизии новыми боевыми машинами.
— Я передам обеим танковым группам четыреста моторов, — заметил Гитлер.
Поднявшись, фельдмаршал фон Бок сказал:
— Мой фюрер, я не могу изменить своих взглядов на оперативную обстановку. Я акцентирую, что удар на Москву по-прежнему остается единственно верным планом. Я лично высказываюсь за безотлагательное продолжение марша на Москву. Меня не прельщает ни юг, ни север. Есть только одно главное направление — Москва. Удар в сердце красной России. Мой фюрер, я должен вас предупредить: едва русское командование почувствует под Киевом давление на свои фланги, оно отведет войска на реку Псел. Такой маневр вполне осуществим. Красные дивизии ускользнут от наших гренадеров, и в результате мы выбросим несколько драгоценных недель на ветер.
— Тактика русских определилась: ни шагу назад! Они добровольно не оставят своих позиций, — перебил Гитлер фон Бока.
— Мой фюрер, окружая русские силы в треугольнике Кременчуг — Киев — Конотоп, танковые группы Гудериана и Клейста пройдут с боями сотни километров. Они не смогут без отдыха, доукомплектования и ремонта приступить сразу к маршу на Москву.
— Фельдмаршал Бок, войска, одерживающие победы, не знают усталости. Танкист обязан применить боевое оружие с такой же быстротой и ловкостью, как мушкетер Фридриха Великого.