Ползучий плющ
Шрифт:
– Ах, Бен! Нет! Прошу тебя.
– Это не то, что ты думаешь, Триш, – с трудом произнес он.
– Откуда ты знаешь, что я думаю?
– Я знаю, ты должна думать, что я причинил ей вред, но я этого не делал. Клянусь. А ты знаешь, что я никогда не клянусь, если это неправда, не так ли, Триш?
– Тогда почему ты мне солгал, Бен? И в таком важном деле. Как ты мог?
– Я не солгал.
– Ты сказал, что никогда ее не видел, – сердито сказала Триш.
Он покачал головой. Его полный, но красиво очерченный рот, который всегда был самой выразительной частью его лица, искривился. Триш не
– Я сказал тебе, – проговорил Бен, – что больше не вижусь с Антонией и никогда даже не встречался с Шарлоттой. То же я сказал и полиции. Видимо, в глубине души я понимал, что однажды все может выплыть наружу, поэтому с особой осторожностью подбирал слова.
У Триш не поворачивался язык задать следующий вопрос, но она знала, что обойти его нельзя. Она навалилась на край стойки и посмотрела на Бена, желая перехватить его взгляд. Наконец ей это удалось, и Триш показалось, что помимо страдания и страха она видит в его глазах еще и стыд, так что самые худшие ее опасения сразу показались ей глупыми.
– Что именно выплывет наружу?
– Что последние полтора месяца я каждую среду бывал там, смотрел на нее. По средам я занят полдня. Вот и водил Дейзи туда, а не в общественный парк.
– Именно поэтому я поняла, что там был ты. Вряд ли на тебя обратили бы внимание, если бы не сумасшедший лай Дейзи.
– Но ты должна понять, что я вынужден был брать ее с собой. Собака – единственный разумный предлог для мужчины средних лет, чтобы торчать в парке, полном детей.
– Бен, не надо! Прости, я не имела это в виду. Зачем ты ходил?
– Вот. Чай. – Он нашел какие-то пакетики, достал пакет молока и стал готовить чай, но так медленно, что Триш едва уже не визжала, когда Бен наконец подвинул к ней одну из кружек. – Это началось, когда пришли результаты последних анализов Беллы. У нее никогда не может быть детей естественным путем. А мы оба слишком стары, чтобы рассматривать лечение от бесплодия как приемлемый вариант. Я…
Он посмотрел на Триш, его губы двигались, не производя ни звука. Видя, что Бену по-настоящему трудно, Триш протянула руку через широкую стойку и дотронулась до его руки. Перевернув руку ладонью вверх, Бен ответил Триш пожатием. Это, похоже, помогло ему заговорить.
– Ты знаешь, как сильно я всегда хотел иметь детей, – начал он утвердительно, а не вопросительно. – Поэтому ты, как никто, меня поймешь. Я всегда говорил себе, что Шарлотта не моя дочь. Слишком уж мала была вероятность, не так ли? Ты ведь знаешь, при том, как вела себя Антония… Но я… я вдруг захотел, чтобы это было правдой. Даже несмотря на то, что не собирался иметь с ней никаких отношений… – Он умолк и очень смутился, когда Триш убрала руку.
– Уверен в этом, Бен?
– Почти, – признал он. – Знаешь, больше всего мне хотелось, чтобы в этом мире жил мой ребенок. Я подумал, что пойму, если увижу ее… Что если бы я увидел, как она выглядит, услышал ее голос, посмотрел, как она играет, то понял бы, течет ли в ней моя кровь.
– Ну и как?
Он
– Иногда мне кажется, что – да, а иногда я не вижу в ней ничего от меня. Она была шустрой девочкой, Триш, смышленой и умненькой и умела рассмешить других детей. Мне очень это нравилось. Она была заводилой, и ее любили. Понимаешь, в отличие от меня.
Не надо, подумала Триш. Только не строй из себя униженного и оскорбленного, Бен. Чего-чего, а этого я в тебе никогда не переваривала.
– Разве она не казалась тебе такой, Триш?
– Да, – согласилась Триш, обратив внимание, что он использует прошедшее время, но не принимая этого. – Послушай, ты, наверное, наблюдал и за ее няней. Какое мнение у тебя о ней сложилось?
Бен пожал плечами:
– Она мне показалась довольно милой. Я ни разу не видел, чтобы она шлепнула Шарлотту или даже прикрикнула на нее, если ты об этом. Напротив, я вспоминаю, она всегда была удивительно мягкой, всегда рядом, если Шарлотта падала… или любой другой ребенок. Я верю ее рассказу о мальчике, упавшем с качелей. Это вполне соответствует всему тому, что я наблюдал в течение полутора месяцев.
– Но ты и сам должен был это видеть, раз был там в субботу, – сердито сказала Триш. – Не играй со мной в дурацкие игры, Бен. Это слишком серьезно.
– Я ушел до того, как это случилось, Триш, если это действительно случилось. Я пришел туда где-то без пяти три, когда они только что приехали. Шарлотта катила игрушечную коляску и болтала с Ники. Я постоял минут пять. Оставаться дольше было рискованно.
– Хорошо. Тогда расскажи про других людей. Ты ни разу не заметил никого, кто крутился бы рядом, наблюдал?
Он покачал головой:
– Триш?
– Да?
– Что ты собираешься с этим делать?
– В смысле, расскажу ли об этом полиции?
Триш взглянула ему прямо в лицо и подумала, что те качества, которыми, по ее мнению, он обладал прежде, читаются на нем до сих пор.
– Только если ты сам не расскажешь, – с максимально возможной мягкостью произнесла она. – Ты должен понимать, что им нужно об этом знать.
– Ладно. – Он тяжело вздохнул. – Но ты же понимаешь, что я рискую? В том, что касается моей работы.
Она покачала головой:
– Нет, если ты невиновен.
– Не будь наивной, Триш. Ты сама знаешь, как это бывает. Кто-нибудь из полицейских звонит своему приятелю в прессе, и появляются гнусные статейки, полные намеков, которых недостаточно, чтобы подать в суд, но вполне достаточно, чтобы погубить карьеру учителя начальной школы.
– Думаю, ты несправедлив к полиции, Бен. И ты должен понимать, что им нужно это знать. Послушай, я лучше пойду. Я не могу… Когда все кончится, мы сможем поговорить нормально, хорошо?
– Если мы когда-нибудь сможем доверять друг другу.
На данном этапе Триш уже не хотела знать, что он имеет в виду. Она двигалась как слепая и споткнулась, поднимаясь на три ступеньки в холл. Бен шел следом, очень близко. Она напряглась, боясь, что он дотронется до нее, и поспешно устремилась к двери. Руки сделались скользкими, и повернуть дверную ручку удалось не сразу, но в конце концов Триш вырвалась из дома самостоятельно, так что ей больше не пришлось встречаться с Беном взглядом.