Ползучий плющ
Шрифт:
Хотя уже шел одиннадцатый час, Триш изменила маршрут и вместо того, чтобы ехать в сторону дома, направилась по набережной на запад и пересекла реку по мосту Челси.
Подойдя к парадной двери дома в Клэпэме, Триш уловила восхитительный запах. Она одобрительно принюхалась и осознала, что проголодалась. На звонок открыла Белла в огромном, как у мясника, фартуке в белую и голубую полоску и с деревянной ложкой в руке.
– Ты не взял ключ? – спросила она, еще не видя, кто на крыльце. – О, это вы.
– Бена нет?
– Нет. Если вам нужен он,
– Это слишком срочно. Могу я войти и подождать? Я бы хотела поговорить с ним лично, – сказала Триш с успокаивающей улыбкой. – Если, конечно, это удобно.
Белла пожала плечами:
– Я готовлю. Вы не против?
– Нет, конечно нет. – Следуя по темному коридорчику за Беллой и изумительным запахом, Триш вошла в кухню, которая была такой же пестрой и где царил все тот же хаос. На плите, в широкой сковородке томилась огромная гора нарезанного лука, на двух задних конфорках на медленном огне кипели накрытые крышками кастрюли. На заваленном рабочем столе, среди корзинок с лимонами, горшков с проросшим базиликом и кориандром и стопок книг, остывали на решетке четыре свежеиспеченных буханки хлеба. На стене над холодильником висели четыре детских рисунка.
– Какие замечательные, – сказал Триш, пока Белла энергично помешивала содержимое кастрюль. – Это ученики Бена?
Белла взглянула на Триш и проследила направление ее пальца.
– Нет. Это рисунки крестника Бена, Алекса, и его брата. Они были здесь в выходные. Вы знаете их, Уоллингфорды?
– Нет, кажется, не знаю. Должно быть, они появились уже после меня.
– Великие маленькие художники, правда? – Лицо Беллы светилось искренним энтузиазмом, что дало Триш необходимую зацепку.
– Да. Вы, наверное, любите детей, если они доставляют вам столько радости.
– Вряд ли я с ними работала бы, если б не любила, – сказала Белла, глядя на нее с легкой насмешкой.
Поскольку она, видимо, намеренно добивалась какой-то реакции, Триш лишь улыбнулась и заметила, что, судя по карамельному запаху, лук подгорает. Белла поспешно стала перемешивать жарящуюся груду. Снова повернувшись к Триш, она произнесла уже более любезным тоном:
– Знаете, Бен много мне о вас рассказывал.
– Должно быть, вам это было скучно, – сказала Триш с такой убежденностью, что Белла улыбнулась.
– Было трудновато, когда мы начали жить вместе, – признала она с неожиданной для Триш прямотой. – Он все время говорил: «Триш тебе понравится, позволь мне ее пригласить», «Тебя заинтересует работа Триш, почему бы тебе ей не позвонить? Она могла бы присылать тебе клиентов». И в конце он всегда добавлял: «Триш чудесная, она обязательно тебе понравится».
– Боже мой, Белла, простите, – сказала Триш. – Ничего подобного я и представить себе не могла. Не удивительно, что у вас был такой вид, словно вы меня сейчас убьете, когда я пришла в первый раз. Как мог Бен быть таким бестактным? Обычно
– Вероятно, вы были слишком важны для него. Он не мог понять, почему я не хочу видеть вас в своем доме.
– Ну а я могу. Но давайте теперь заключим мир. Что бы ни было между мной и Беном – а почти ничего и не было, клянусь, – это закончилось много лет назад. С тех пор я давно ушла вперед, он тоже. Давайте будем хотя бы друзьями.
Белла не ответила, только взяла маленькую зеленую бутылку и спросила:
– Налить вам имбирной настойки?
– Вообще-то, – сказала Триш, надеясь, что она не уничтожает свой шанс помириться с Беллой, – я не очень люблю имбирь. Можно просто воды. Я умираю от жажды.
– Конечно. С газом или без?
– С газом, пожалуйста. Спасибо.
Белла положила лед в высокие стаканы и наполнила их жидкостью, спросив через плечо:
– Вы едите копченые устрицы? У меня есть баночка.
– Ой, – только и сказала Триш, жалея, что не может солгать, но зная, что проглотить копченую устрицу для нее будет даже тяжелее, чем съесть сырую куриную печенку, которая была ее худшим кулинарным кошмаром.
– Не любите? Понятно. Не так-то много у нас общих пристрастий. Кроме Бена. – Тут Белла засмеялась, и Триш подумала, что все будет хорошо.
– Не много, – согласилась она.
– Вот. – Белла пододвинула к ней один из стаканов.
– Спасибо. Хлеб пахнет чудесно. Я просто потрясена, что вы еще и хлеб печете, хотя так заняты на работе.
Белла посмотрела на нее, новая, дружеская улыбка исчезла.
– Я готовлю, когда переживаю. Для меня это единственное лечение. Но приходится выставлять Дейзи в сад. Она с ума сходит, когда чувствует еду, а я не могу с ней справиться. Она только недавно прекратила лаять.
– Из-за чего же вы сейчас переживаете? – спросила Триш, оставив без внимания незавидное положение Дейзи.
– Из-за Шарлотты, разумеется. А вы нет?
– Да. – Триш почувствовала, как ломит лоб. – Но я-то ее знаю. А вы нет.
– В такой ситуации я бы волновалась за любого ребенка. Но самое худшее, что это ранит Бена. Он так хорошо себя чувствовал, пока она не пропала.
Триш нахмурилась.
– Он в основном преодолел ту травму, что нанесла ему Антония, и вами он переболел, Триш, и вот теперь это, и вы вернулись в его жизнь, ставя под вопрос обретенную им веру в себя, а теперь эта девочка…
Триш ощутила холод сжатого в ладонях стакана. Она посмотрела на пузырьки, весело поднимающиеся на поверхность и лопающиеся от соприкосновения с воздухом, и не знала, что сказать. В конце концов она подняла голову:
– Вы знали, что он наблюдал за Шарлоттой в парке?
– Сначала нет. – Лицо Беллы исказилось, словно от приступа боли. – Но после ваших звонков я заставила его мне рассказать. Я… мне было немного больно, что он скрывал это, но я могу его понять. Если у нас с ним не может быть своих детей, то для него важно, что Шарлотта могла быть его дочерью. Я могу это понять.