Поменяемся?
Шрифт:
Несколько секунд Рафаэль наблюдает, как я, кряхтя и морщась, пытаюсь подняться со снега, после чего с шумным вздохом подхватывает мои лыжи, а свободной рукой — меня.
— Надо поскорее уйти отсюда, — бормочет он, таща нас к спуску. — Пока какой-нибудь сопляк на доске тебя не переехал.
— Мне больно, — пищу я, старательно отталкиваясь от снега здоровой ногой.
— Сейчас в больницу поедем. Пусть снимок сделают.
— Да мне подмышкой больно. У тебя хватка как у медведя.
— Придётся потерпеть, — буркает
— Пальцами пошевелить можешь? — Освободив мою ногу от лыжного ботинка, Рафаэль хмуро её разглядывает.
Я сжимаю и разжимаю пальцы. В этой ситуации утешает одно: в солнечных лучах мой педикюр выглядит потрясающе.
— А так больно? — Обхватив пятку, он осторожно поворачивает её из стороны в сторону.
Наши взгляды встречаются, и я моментально отвожу свой. Ладони у Рафаэля большие и тёплые, и ощущаются на удивление приятно. Я почему-то была уверена, что они на ощупь как наждачка.
— Больно, но не сильно. — Я шутливо толкаю его в плечо. — Отпусти скорее, мне щекотно.
— Это ушиб, но надо доехать до больницы. Пусть подтвердят.
— Не хочу я в больницу, — я хмурюсь. — Если ушиб — значит, пройдёт сам собой.
Выпрямившись, Рафаэль утыкается в телефон и через минуту объявляет:
— Такси подъехало.
Я смотрю на него с возмущением. Это что ещё за новости? Взял и единолично всё решил. С одной стороны, это даже мило — что он настолько обеспокоен моим здоровьем, но с другой… Я же не бревно безмолвное, которое куда положишь — там и будет лежать.
— Имей в виду, что далеко не все женщины фанатеют от доминантов, — замечаю я, закидывая ногу в салон. — В двадцать первом веке мы предпочитаем, чтобы с нашим мнением считались, а не игнорировали его.
— Даже если это мнение — идиотское? — осведомляется Рафаэль, плюхаясь рядом.
Я скриплю зубами.
— Каждый раз, когда ты начинаешь казаться мне милым, ты ляпаешь что-то такое, за что хочется заклеить тебе рот скотчем.
— Я всё ещё сноубордист, ты не забыла?
Я ошарашенно разглядываю его невозмутимое лицо, желая удостовериться, что мне не показалось: унылый сожитель только что пошутил.
— Только это тебя и спасает, — бормочу я, отворачиваясь к окну, чтобы спрятать улыбку. Это и впрямь было смешно, но Рафаэлю знать об этом необязательно.
__________________
Местная травматология приятно удивляет отсутствием длинных очередей и запаха перегара.
— Вашу девушку сейчас примут, — с дежурной улыбкой сообщает администратор.
— Она не моя девушка, — Рафаэль быстро на меня оглядывается. — Какой кабинет?
— Седьмой. — Взгляд девушки становится заинтересованным, а улыбка — непростительно очаровательной. — Давайте я вас сейчас провожу.
Наблюдая за их беседой, я ловлю себя на поднимающемся раздражении. Она что, настолько оголодала в горах,
— Провожать не надо, мы сами дойдём, — не глядя на неё, он подхватывает мой рюкзак. — Встать можешь?
Помотав головой, я беспомощно тяну к нему руки. Нога совсем немного ноет, и куда больше меня беспокоит наливающийся синяк на заднице. Правда, хищнице с ресепшена об этом знать не обязательно.
По-медвежьи обняв за талию, Рафаэль волочёт меня к кабинету номер семь. Старательно имитируя страдания, я прихрамываю и постанываю.
Если какая-то мальдивская чайка решит покуситься на Витю, надеюсь, что Лиана сделает для меня то же самое.
12
— Тебе не хватит? — Рафаэль скептически смотрит, как я, замотавшись в плед, посасываю очередной глинтвейн из бумажного стакана.
— Это обезболивающее, — поясняю я, выставляя вверх палец. — Моё тело сегодня пострадало, и ему требуется утешение.
— Врач сказал, что у тебя обычный ушиб.
— Он просто не видел синяк на моей заднице. — Я машинально накрываю ладонью бедро. — И вообще, хватит меня отчитывать. Если хочешь помочь — возьми себе глинтвейн и составь компанию. Пить в одиночестве и со здоровенным синяком на заднице — психологически тяжело.
С иронией покосившись на меня, Рафаэль подзывает ушастого паренька, обслуживающего наш стол, и просит принести ему пиво.
— Думала, ты откажешься из вредности, — замечаю я, протыкая соломинкой апельсиновую дольку.
— Так я, по-твоему, вредный?
— Бываешь иногда. Правда, на отдыхе немного размяк. — Вторая порция глинтвейна заставляет почувствовать себя непринуждённо и не слишком заморачиваться с формулировками.
— Следую просьбе Виктора.
— Я по нему скучаю. — Расплывшись в улыбке, я машинально мажу пальцем по экрану, чтобы взглянуть на нашу с Витей фотографию. — Вот чего он так не любит горы, а? Неужели не надоело из года в год жариться на пляжах? А ты? Скучаешь по Лиане?
— Чтобы скучать — надо успеть соскучиться.
— Фраза, достойная Сенеки. — Я издаю глумливый смешок. — Неужели ты её к Вите вообще не ревнуешь? Хоть самую чуточку?
Рафаэль хмурится.
— Нет.
— А почему? Мой Витя вообще-то очень красивый. А красивый айтишник — это редкая редкость. Почти как мужик-модельер традиционной ориентации.
Рафаэль молча смотрит на меня исподлобья. Кажется, наш разговор по душам ему не очень-то нравится.
— Нет, ты тоже симпатичный, — добавляю я, решив, что он мог обидеться. — У тебя, например... — подавшись вперёд, я пристально оглядываю лицо, — разрез глаз такой необычный. Миндалевидный. И скулы так красиво торчат. Ты знаешь, что женщины деньги платят, чтобы косметологи им такие сделали? А у тебя свои...