Помешанный на тебе
Шрифт:
— Андрея, — одергивает меня Тарас. — Мы, кажется, договорились, что наш сын уже не младенец и детские прозвища неуместны.
О боже! Закатываю глаза. Нашему сыну всего четыре года. И Дюшей я его называю только дома. Но даже в этой ситуации Тарас диктует свои правила. Встаю из-за стола, составляю грязную посуду в раковину.
— Так ты заберешь сына? — настаиваю я. Если мы не закроем этот вопрос сегодня, то он так и останется висеть в воздухе.
— Андрей, иди обувайся, — Тарас отсылает сына. На что тот довольно убегает, не желая доедать безвкусную кашу. — Аделина.
— Потому что я так хочу, — стараюсь говорить уверенно. — Разве этого недостаточно?
Конечно, у меня много причин. Например, выбраться из удушливой заботы Тараса и хотя бы на пару часов уйти от рутины. Научиться профессионально фотографировать — всегда было моей мечтой, которая так и не сбылась.
— Ты увлекаешься теннисом и постоянно проводишь матчи. Я же не против твоего увлечения. Почему я не могу завести свое увлечение?
— Во-первых, я много раз настаивал на том, чтобы ты приобщилась к теннису.
— Ты прекрасно знаешь, что это не мое. Почему я должна даже хобби выбирать по твоей инициативе? — повышаю голос, начиная скандалить.
— Во-первых, сбавь тон! — Тарас поглядывает в сторону коридора. — Во-вторых, мое увлечение несет пользу. Я играю в неформальной обстановке с Михаилом Алексеевичем. И от этого мои дела на работе идут хорошо. Какая польза в твоем увлечении?
— Мое хорошее настроение, — фыркаю я.
— Хорошо. Что за курсы? — складывает руки на груди, начиная свой привычный допрос. Он постоянно меня контролирует, словно я не могу и шага ступить, не отступившись. — Где они проходят, кто их преподает?
— Здесь, недалеко, в студии «Аура». Хорошая студия, у преподавателя прекрасные отзывы и опыт. Всего два часа два раза в неделю. Что в этом плохого? — почти плачу от непонимания, почему нет. Почему я не могу позволить себе такую простую вещь?
— Ладно, — выдыхает Тарас. — Прости. Ты же знаешь, я переживаю за тебя. Иди, если тебе хочется, Андрея я заберу.
Улыбаюсь. Даже не верится, что я смогла его убедить. Это моя маленькая победа.
Глава 2
Аделина
— Да? — отвечаю на звонок, отходя от крыльца фотостудии подальше, чтобы меня никто не слышал.
— Я забрал Андрея, — сообщает мне Тарас.
— Хорошо, спасибо, — зачем-то благодарю его, словно он не отец.
— Ты долго еще? — недовольно интересуется муж.
А я втягиваю воздух, чтобы мой тон не выглядел резким.
— Тарас, я только вошла, занятия начнутся через пять минут. По расписанию они длятся ровно полтора часа.
— Хорошо, не задерживайся, Андрей снова капризничает, — с укором сообщает мне Тарас. Не хватает только его стандартной фразы: «Это твое воспитание». Но он каким-то чудом сдерживается. А Дюша не капризничает, он еще маленький, но тоже пытается отстоять свои границы. Плохая была идея оставлять их наедине. Но моя мама опять «заболела». Уже хочется все бросить и мчаться домой. Я редко оставляю сына. Он
— Хорошо, я постараюсь не задерживаться, — сдержанно отвечаю и сбрасываю звонок. Пока снова иду к крыльцу, отключаю звук у телефона. Тарас может позвонить в любой момент, ему плевать на то, что я не могу ответить. Он уважает только свои границы.
Сегодня я категорична. Самой страшно, но так надо.
Прохожу в студию. Все уже собрались. Народу немного. Осматриваюсь. Парень лет шестнадцати в огромных наушниках и толстовке оверсайз. Пара девушек, которые хихикают и перешептываются. Красивые, стильные, похожие, словно сестры. И всё. Между ними бегает девочка. Ну как девочка, на вид ей лет двадцать пять. Просто она маленькая, не больше метра пятидесяти, и худенькая. А выглядит как пацанка. Прическа — каре, но с выбритым виском. Пирсинг в носу, множество серёжек на всю ушную раковину, одетая в белые джинсы и огромный безразмерный свитер. Она указывает всем, где расположиться, и предлагает чай-кофе, обещая, что преподаватель сейчас подойдет.
«Сестры» занимают небольшой диван, парень садится в кресло-качалку, а мне остается мягкий стул со спинкой. Сажусь, пряча свою сумку под стул, осматриваюсь. Студия в стиле лофт. На стенах копирование грубой кирпичной кладки, трещины в которой имитируют рисунок карты мира с континентами. Огромные панорамные окна завешаны тёмными тяжёлыми шторами. Диван обтянут коричневой кожей, как и мой стул. Одна стена с множеством чёрно-белых фотографий, развешанных в хаотичном порядке. Всматриваюсь. Там люди, но не полностью. Глаза, губы, руки, в пол-лица. На металлических стеллажах коллекция старых фотокамер. Софиты, вместо люстры шар из стеклянных осколков. Втягиваю воздух — пахнет кофе, который разносит девочка, древесиной и аромасвечой, которая горит на стойке между бутылок с разноцветной жидкостью, необычно подписанных. Вчитываюсь в названия.
«Меланхолия» — цвета морской пены, замутненная молочно-серыми разводами.
«Ярость» — красное стекло с черными прожилками, напоминающими лопнувшие капилляры.
«Экстаз» — неоново-фиолетовый градиент, перетекающий в ядовито-розовый.
Каждая этикетка выжжена лазером прямо на поверхности. Интересно, необычно. Зависаю на этой инсталляции.
— Говорят, у вас очень обаятельный фотограф, — подаёт голос одна из «сестер» (возможно, они не сестры, а жертвы современной тенденции моды).
— Это только так кажется, — отмахивается девушка-организатор.
— Соврали? А нам так его рекомендовали, — усмехается вторая.
— Сейчас у вас будет возможность познакомиться, — не очень добро бурчит организатор.
— А почему он опаздывает? У нас вообще-то почасовая оплата, — возмущаются «сестры».
— Я не опаздываю! — позади меня раздается мужской голос. «Сестры» оборачиваются и тут же расплываются в плотоядных улыбках. Я сижу ровно, расправляя плечи. Отчего-то волнуюсь, словно это не курсы фотографии, а важный экзамен в институте.