Поминая былое
Шрифт:
Ныне ветвящиеся коридоры по большей своей части едва освещались убогой единичной лампочкой на огромный пролёт, наверное, ради эффективной экономии. И это в самом идеальном варианте. Входные двери квартир, когда-то уныло однообразные, теперь же разбросом художественных стилей недвусмысленно указывали на имущественное положение скрывавшихся за ними хозяев – рассохшиеся филенчатые, замершие в стазисе со времён постройки, и бронированные металлические монстры, взломать которые не представлялось возможным даже с использованием легендарного динамита. Видимо, за пяти миллиметровыми листами металла хозяевам было что припрятать, в отличие от владельцев фанерных недоразумений. И если типажи входных дверей
Лифт не работал без объяснения причин. Да и сомневаюсь, что он в шахте вообще присутствовал – дверцы были надежно заварены. И на тринадцатый этаж пришлось добираться по тёмным лестничным пролётам, где большинство стекол в окнах давно и, по-видимому, уже навсегда заменила фанера. Освещённости такое ноу-хау не прибавляло. Но опытный в подобных делах оперативник, представившийся Александром, достал небольшой фонарик и, светя под ноги, смело повёл за собой.
Путь наверх сопровождали многочисленные и при том весьма отвратительные запахи – лестничные марши параллельно с основной функцией использовались жителями «Преисподни» ещё и в качестве мусоропровода. Но крысы, как ни странно, в данном рассаднике антисанитарии отсутствовали.
– А чего крыс-то не видно? – удивлённо спросил я.
– Поголовно съедены, – коротко ответил всезнающий опер.
– Да ну-у?
– Точно-точно. Для местных это деликатес.
Бедные грызуны! Казалось бы, райское местечко, но заселённое этакими ценителями Латиноамериканск ой кухни…
Входная дверь в блок со сто тридцать третьей квартирой пребывала в некоем переходном состоянии от социалистической фанеры к рыночной броне металла – китайская жесть выглядела понадёжнее уходящей в прошлое филёнке, но составить достойную конкуренцию производству опытных уральских металлургов, конечно же, не могла. Судя по всему, вход в квартиру символизировал неустойчивое финансовое положение проживающих за нею в изменчивой рыночной экономике…
Александр властно постучал в китайский недометалл недодвери.
Подождал полминуты, постучал ещё раз.
– Уснули они там, что ли? – раздраженно адресовал в небытие короткое замечание.
Интересно, а чего он ожидал от жильцов в третьем часу ночи? Задорное исполнение канкана?
Наконец щёлкнул замок… Второй… Третий… И дверь медленно приоткрыла створку, образовав узкую щель, готовую в любой момент испуганно схлопнуться. Всплывшая из глубин часть лица с подозрительным глазом мне напомнила выглядывающего из раковины осторожного моллюска.
– Кто там? – спросил заспанный женский голос.
– Старший оперуполномоченный уголовного розыска Кондратьев, – профессионально вступил в диалог Александр.
И чтобы развеять сомнения, поднёс к глазу раскрытое удостоверение.
– Разрешите пройти? Надо
– Какой соседке?
По мере развития диалога напряжение в голосе гражданки возрастало по экспоненте. Словно она в любую секунду ожидала какой-то неприятной пакости.
– Яне… Спиридоновой Яне из сто тридцать третьей квартиры.
– А что с ней?
– Мы, может, всё-таки войдем? – вмешалась следователь. – Я следователь Митрофанова. Мне надо осмотреть квартиру, допросить свидетелей…
– Здесь нет свидетелей…
– Открывайте! – не сдержавшись, рявкнула Юля, которой надоели бесконечные пререкания от одноглазого «молюска».
Процессуально подкреплённая властность в голосе произвела должный эффект на створки раковины, и они медленно отворились. Только вот роль драгоценной жемчужины досталась невыразительной соседке потерпевшей по блоку – невысокой женщине, уже миновавшей границы бальзаковского возраста, но ещё не достигшей спелости зрелой ягодки. Домашний халатик, изрядно потрёпанный годами носки, блеклое лицо уставшего от всего человека, распущенные волосы. И только постоянно тлеющий в глазах огонь самого настоящего страха усиливал впечатление от беспросветной унылости всего остального.
– Мы – следственно-оперативная группа, и нам необходимо провести осмотр места происшествия…
– Какого происшествия? – Удивление в голосе женщины не было наигранным.
– А вы разве не в курсе, что Спиридонова Яна выпала из окна?
Страх, до того лишь тлевший угольками в глазах, вспыхнул всепоглощающим ужасом, словно в затухающий костёр подбросили изрядную охапку сухих дровишек.
– Не-е-ет. А когда это случилось?
– Примерно полдвенадцатого вечера…
– Этого просто не может быть… Я же…
Женщина испуганно замолкла, лишь таращась на нас слегка навыкате глазами.
– Что вы? – тут же насел на потенциального свидетеля Александр.
– Да нет. Ничего… Я просто… Спросонья, – начала совсем неубедительно врать та.
– Ладно. – Юля взяла бразды расследования в свои руки. – Вначале делаем осмотр. А потом опросим Вас.
Последняя фраза адресовалась испуганной соседке, отныне перекочевавшей в процессуальный статус свидетеля.
Дверь в комнату потерпевшей оказалась заперта только на защёлку. И я вошёл вслед за коллегой – экспертом, правда, лишь обычным криминалистом.
Обстановка внутри хотя и была весьма скромная, но заметно, что порядок постоянно поддерживался – кругом царили чистота и уют. В давно минувшие времена в блоке из двух комнат с общим туалетом проживало четверо работяг в счастливом ожидании от социально- ориентированного государства индивидуальных квартир. Нынешней хозяйке ничего боле одной комнаты и унитаза на две соседские задницы по жизни не светило. А теперь даже божественный свет в конце тоннеля для неё безвозвратно погас – вход в райские кущи для самоубийц, как известно, заказан. На то и «Преисподня», чтобы оставил надежду всяк здесь осевший…
Цветастые постеры с незнакомыми улыбающимися парнями на стенах. Милые игрушки на полочке, как воспоминания о счастливом детстве. И символ хаоса в душе разбившейся – незаправленная, с перекрученным в жгут одеялом, измятая кровать. И пугающей вишенкой на торте – осиротевшие тапочки на подоконнике распахнутого в ночь окна.
– Ничего не трогайте, нужно ещё провести осмотр… – предупредила следователь, заметив, как опер начал профессионально рыться в личной мелочёвке погибшей.
Но ни предсмертной записки, ни какого иного намёка на причину самоубийства не нашлось. И отсутствовали следы борьбы, что указывало бы на криминал. Основной версией произошедшего оставался только банальный суицид, коих сейчас происходило множество. Но мне не давали покоя укусы на руках…