Поминая былое
Шрифт:
– Боец! – СамСамыч привычно обратился с этим уничижительным для моремана прозвищем, словно я два года месил грязь сапогом-мотострелком, и зачастую используемом наставником, когда требовалось проявить неординарную смекалку. – Сегодня у тебя, так сказать, впускной экзамен – индивидуальная эс-эм экспертиза. Посмотрим, что за бабочка вылупится из этой неказистой личинки…
Ого! Я замер, открыв рот – неужели произошло невероятное чудо? Начал в спешке собираться, от волнения никак не попадая трясущимися руками в рабочий халат. Борьба со спецодеждой продолжалась недолго – случайно надорвав оба рукава, я всё-таки умудрился облачится, как того требовала неумолимая техники безопасности. Покидая кабинет, обратил внимание на странную деталь – кто-то куском
– Идёшь на вскрытие? – Загадочность, прозвучавшая в голосе, никоим боком не подходила этому оптимистичному здоровяку с вечно красно-довольной мордой.
– Чего сегодня все какие-то странные? – задал я вопрос прямо в блестевший от пота лоб.
Обретший звание суд-э лишь два года назад неопределённо пожал плечами и, на мгновение высунувшись проверить обстановку в коридоре, быстро достал железную фляжку из внутреннего кармана. Отвинтив пятидесяти граммовую крышечку, плеснул в неё темную жидкость:
– На, выпей. Спирт на кадровых орешках. Снимает лишнее напряжение на раз-два.
Пожав плечами, я принял дар и опрокинул залпом в рот. Хм-м-м. Хватая обожжённой глоткой воздух, убедился, что в рюмочке действительно было неразбавленное «шило».
– Ну давай… – Терёха, также замахнувший вслед, попытался было меня перекрестить, но вовремя спохватился.
Действие чудного напитка наступило незамедлительно, слегка скрасив сурово аскетичную обстановку.
Пока шёл в секционную, отмечал странную пустынность ранее оживлённых коридоров. Салатовый, после недавнего ремонта, цвет стен долженствовал наполнять всякого идущего в секционку зарядом энергии для трудовых свершений. Во всяком случае, так нам втирала психолог из отдела живых экспертиз. Внезапно осознал, что путь в цоколь, обычно занимавший не более пяти минут, всё длился и ветвился, а я шагал и шагал, и… Шагал… При том не сдвигаясь с места. Что там у Терёхи за кедровые орешки? Со спорыньёй, что ли?
Лестничный пролёт вниз и ни собирался заканчиваться, хотя до распашных дверей в секционный зал оставалось не более пары-тройки метров. Но только-только я начал припоминать молитвы, изгоняющие козни потусторонних сил, как стеклянные двери в секционную распахнулись, и в обрамлении искусственного освещения в проёме явился сам Люциус. Он таинственно поманил указательным пальцем, и я вошел в уже знакомый зал…
Переступив порог, рефлекторно прикрыл глаза рукой – обычно серое грязноватое помещение престранно сияло нереальным порядком. Кафель блистал, лампы дневного света трудились на полную катушку, ряды металлических столов замерли в торжественном ожидании, а рядом почётным караулом молча стояли все суд-э нашего Бюро. Клеёнчатые фартуки, обычно заляпанные биологическими отходами, пребывали в первозданной чистоте и топорщились аккуратными складками, напоминая шедевры мне непонятного кубизма. Объекты вскрытия, неподвижно лежавшие на столах вытянувшимися во фрунт, придавали мизансцене некую инфернальную окраску. Расположение фигур на этой "шахматной доске" странным образом сводило внимание на центральной стол, подле которого эксперт пока отсутствовал. И холодный блеск металла оттенял обнажённую женскую фигуру. Люциус легонько подтолкнул меня в спину…
Вот оно! Свершилось. Первый самостоятельный объект судебно-медицинской экспертизы. Внутри у меня что-то неприятно пульсировало, то ли впечатлительная душа, то ли intestinum tenue свивался восторженными кольцами.
Я сделал шаг навстречу Судьбе. Женщина, вернее сказать – молодая девушка, выглядела до пугающей странности живой. Словно прилегла отдохнуть. Кожный покров без единого трупного пятнышка, а волосяная его составляюшая присутствовала только на голове в виде аккуратной укладки. Рядом со столом в виде бесформенной кучи лежало ослепительно белое
Взглядом поискал наставника, который стоял бездвижно перед бесформенными останками, словно доставленными прямиком с картины Пикассо "Герника". Перехватил взгляд СамСамыча и недоуменно скосил глаза на спящую красавицу – что делать? Тот незаметно продемонстрировал недвусмысленный жест римских цезарей – pollice verso. Ну, что ж, резать так резать…
Мой звёздный час. И я готовился приступить к таинству исследования трупа, лихорадочно прокручивая в мозгу последовательности давно заученных этапов. Описание одежды, лежавшей на полу, неожиданно оказалось таким же скомканным и совершенно неинформативным. Озадаченный таким поворотом, попытался мысленно подбодрить себя: Ничего, на исследовании тела разойдусь.
Однако тут подстерегала иная коварная беда – мне ни в какую не удавалось заговорить. Первые слова исследования буквально прилипли к языку, который мгновенно пересох и лежал меж зубов инородным кирпичом – противно шершавым и чужим. Проклятый строительный материал решительно отказывался повиноваться. Конечно, я примерно знал, что следует говорить, был известен алгоритм исследования, но кроме этого бесполезного осознания в голову, точнее – из головы, более ничего не шло. Пауза неприлично затягивалась… Быстро огляделся. Остальные эксперты уже вовсю работали – кто орудовал скальпелем, кто махал топором, а кто уже что-то надиктовывал помощникам. Но что за…
Внезапно осознал, что мир странным образом лишился объёма и растерял все звуки с цветом в придачу. Вокруг только ужасный чёрно-белый формат на плоской, как блин, поверхности! Словно все присутствующие – это лишь актеры древнего немого кино на камне стен тёмной пещеры. Завороженный пугающим радикализмом Вселенной, опять обратился к незнакомке, ставшей ещё более ослепительной в своей неземной белизне.
Чтобы придать происходящему внешнюю осмысленность, я попытался заместить растерянность на лице видимостью профессиональной вдумчивости. И медленно пошёл вокруг секционного стола. Завершив одну циркуляцию, понял, что не помогло. Мир продолжал пребывать в чёрно-белом формате, никак не отреагировав на хождение вокруг да около. Пришлось повторить. Ситуация складывалась откровенно глуповатой. Но неожиданно во мне проснулся полупрофессиональный бильярдист, и я начал бродить возле секционного стола упругой кошачьей походкой. Иногда, ухватив металлический край обеими руками, присаживался, оценивая геометрию расположения тела, либо скальпелем рисуя траекторию уда… Разреза. Молодую лаборантку, в чьи обязанности входила фиксация всего, что я посчитаю нужным надиктовать, это гипнотическое барражирование ввергло в тяжёлую прострацию.
Помощь пришла неожиданно, когда замыкал девятую окружность. Со словами:
– Ты чего завис? – Друг Терёха увесисто шлёпнул меня по хребтине и словно пробил неведомую преграду.
Способность к осмысленной речи вернулась, и, что называется, процесс пошёл. Язык вновь обрёл чувствительность, увлажнился и обнадёживающе зашевелился. Божественные богатства звуков и цветов радуги дружно вернули красоту в этот мир, вновь обретший привычную трёхмерность. И я совсем иным взглядом осмотрел объект вскрытия.
Покойная казалась удивительно хорошенькой. Появилось искушение описывать телосложение терминами – великолепное и восхитительное. Но, сделав над собою титаническое усилие, ограничился официально сухим – нормостеническое. Такое насилие над собственным разумом неожиданно проявилось ответной реакцией организма – моя левая рука своевольно потянулась и ухватилась за огромную, по-девичьи упругую гру…
– Но-но! – сквозь зубы прошипел самому себе, – На работе только на священной латыне!
… по-девичьи упругую glandula mammaria.