Помни обо мне
Шрифт:
Вечером комсомольцы держали военный совет. Главная цель, которую они поставили на сегодня перед собой, достигнута: Юре удалось поговорить с Таней. Но дальше в оценке положения мнения разошлись. Петя и Венька считали, что Юре не следовало отпускать Таню. Зато Лида считала, что Юра поступил правильно: в конце концов, Таня не безвольное существо, у нее своя голова на плечах, и не надо снимать с нее ответственности за свое поведение.
Во всяком случае, следовало положиться на то, что утро
Всю ночь прислушивались — не подкрадывается ли кто-нибудь с недобрыми намерениями. Ветер шелестел в ветвях, а им казалось, что кто-то подбирается к палатке. Где-то с грохотом упало дерево, а Петя уверял, что это выстрел…
Наконец рассвело. Опять ждали у ручья. Ждали кого-нибудь, кто придет за водой. Но никто не шел. Ребята с тревогой принялись посматривать на часы. Венька вызвался сходить на разведку, посмотреть, что делается у сектантов.
Вернулся, запыхавшись:
— Ребята! Никого!
— Чего никого?
— Никого нет, удрали!
— Что же делать?
— Догонять! Пойду вперед, буду по пути делать отметки. Мне тут известны все тропы, а вы постарайтесь не отставать. Думаю, ушли недалеко. Ночью здесь никто не рискнет идти, ушли только с рассветом…
Венька скрылся.
У Юры защемило сердце. Как же так, думал он, обещала и не пришла? Неужели обманула? Не может быть! Что же произошло? Неужели он нашел Таню, чтобы снова ее потерять?
Петя оглядывается:
— Юрка, не отставай!
Отстать-то он не отстанет, но удастся ли ему еще увидать Таню?
Юра и Петя давно бы сбились со следа, не заметили бы знаков, которые оставлял Венька: надломленную ветку, царапину на стволе, наколотую на хвою ягоду… Одна Лида видела эти вешки.
Юра прибавлял шагу, начинал бежать, задыхался.
— Не торопись, — твердила Лида. — Сбавь темп, иначе не выдержим, отстанем.
Юра ничего не понимал: идти быстро — отстанем, идти тихо — догоним.
— Тайга, — объясняла Лида. — По такому лесу нельзя бежать — собьет с ног.
Малахитовые какие-то ели вперемежку с белесыми березами. Сосны с пунцовыми стволами. Заросли мелкорослой и жалкой ольхи, и опять ели и кривые щербатые березы. А под ногами то мох, то брусника, обломки сухих ветвей и прелые прошлогодние листья.
Все непонятно в этом лесу, никакой тропки не замечал Юра среди кочек, овражков и буераков, а Лида уверяла, что они точно идут по следу.
Юра шел, но уже не верил, что идут они по следу людей, которые увели Таню; опять он ее потерял, опять поиски, опять год, два, три, а может быть, и никогда…
Внезапно Лида остановилась, указала на примятую траву:
— Недавно тут прошло человек пятнадцать. Отдыхали
Юра и Петя не видели ничего.
— Здесь лежало что-то тяжелое, какая-то поклажа, — показывала Лида. — Здесь лежал человек, здесь сидели женщины.
Нет, ничего не видно!
Лида прутиком указала на перетертые листья, на втоптанные с двух сторон следы, на вмятину с человеческий рост, усмехнулась, подняла из кучки прутиков и травинок женскую шпильку.
Шпилька в тайге… Оказывается, и в тайге теряют женщины шпильки!
— Теперь недалеко, — уверенно произнесла Лида. — Полчаса еще, час.
Петя удивился:
— Как вы можете знать?
— Пройдет еще час, расправятся ветви, сдвинутся листья…
Эта девочка читала все в лесу, как по книге.
— Скоро нагоним.
— Неужели мы так быстро сумели покрыть разделяющее нас расстояние? — недоверчиво спросил Юра.
В свою очередь, Лида удивленно посмотрела на Юру.
— Не так уж быстро, мы идем часов шесть.
Юра взглянул на часы:
— А мне казалось, часа два…
Он не чувствовал голода, не замечал усталости.
— Еще немного…
Тронулись дальше.
— А это что?
Лида наклонилась. На кустике можжевельника покачивался клочок бумаги. Точно опавший листок. Она поднесла к глазам и тут же передала Юре:
— Тебе.
Клочок тетрадочной бумаги, и на нем карандашом всего одно слово: «Юра». Почерк Тани! Кто-кто, а Юра не мог ошибиться.
Значит, они действительно прошли здесь. Значит, Таня думает о нем. Значит, уверена, что Юра устремится вслед…
— Юра!
Он не слышал.
Откуда-то появился Венька.
— Тише вы!
— Откуда ты?
— Тише! Все эти монахи тут, за оврагом. На лужке расположились, завтракают. Лучок черным хлебом закусывают.
— А Таня с ними?
— Всю дорогу идет меж двух монахинь. Конвоируют.
— Тебя не заметили?
— Меня?!
— Давайте обсудим…
— А чего обсуждать? — Юра весь напрягся, точно приготовился к прыжку. — Я иду за ней!
— А если полезут драться? Там такие дяди…
— А много их?
— Чертова дюжина. Четыре мужика и девять женщин.
— Старики?
— Трое вполне на уровне, да и старик не даст маху.
Юра махнул рукой.
— Иду!
СУМАСШЕДШЕЕ ПИАНИНО
Вчетвером поднялись на взгорок. На лужайке под ярким солнцем табором расположились беглецы. Странное это было зрелище. Все в черном, в каких-то полурясках, в черных платочках, в скуфейках, сидели они кружком, а посередине стоял и ораторствовал высокий худой старик в длинной рясе и уродливом черном колпаке.