Помни
Шрифт:
— Он мне не предлагал.
— Дурак, если он этого не сделает. А если предложит? Ты согласишься?
— Не знаю.
— Я вовсе не собирался применять к тебе насилие, ты знаешь, — переменил тему Чарльз. — Однако я не в обиде за то, что ты пожелала приехать на встречу со мной в своей машине.
— Я просто проявила осторожность.
— И независимость — одну из тех черт, за которые я тебя любил.
Ники повернулась в сторону прихожей, но тут Чарльз взял ее за руку, привлек к себе и крепко обнял.
Застигнутая врасплох, Ники не сопротивлялась. Она позволила ему обнять себя, понимая, что ему необходимо
— Мне лучше уйти, — мягко произнесла она и, против воли протянув руку, дотронулась до его щеки. — Пожалуйста, не беспокойся, я никогда не предам тебя, Чарльз.
— Я верю тебе, Ники, — сказал он, взяв ее за руку и провожая к входной двери. — Я доверяю тебе... свою жизнь.
Оказавшись одна в своем номере, Ники разревелась.
Она лежала на постели, отчаянно рыдая, и ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Она плакала о Чарльзе и его опасной одинокой жизни, которую он избрал для себя; она плакала от жалости к себе, от воспоминаний о некогда пережитом ими вместе и от сознания того, как много им не суждено было вместе пережить.
В конце концов она успокоилась и взяла себя в руки. Она полулежала на подушках, обдумывая случившееся за прошедшие несколько недель. И не без оснований чувствовала угрызения совести оттого, что приписывала Чарльзу самые ужасные прегрешения. Как она могла подумать, что он преступник — торговец оружием или наркотиками. Уж она-то должна была знать, что это невозможно.
Да, он принес в жертву ее, их любовь, их будущее, будущее их детей, которые могли бы у них родиться. Но сделал он это во имя благородного дела. Он совершил это во имя своей страны. Ну конечно же, ей надо было догадаться, что нечто подобное всему причиной, а не какое-то грязное дельце. Ведь семья его матери, знатные Клиффорды Пулленбрукские, служили английской короне с незапамятных времен. Честь, долг и преданность родине воспитывались в Чарльзе с рождения. И он просто-напросто пошел по стопам своих предков.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ВРАГИ И ДРУЗЬЯ
Добро, краса и верность жили врозь,
Но это все в тебе одном слилось.
Уильям Шекспир
Я клялся: ты правдива и чиста —
И черной ложью осквернил уста.
Уильям Шекспир
31
В это отпускное время года парижане разъехались по курортам, и город подвергся нашествию туристов. Париж наводнили иностранцы, но Ники не обращала на это внимания — оказавшись здесь она испытала радость и облегчение.
Она плохо знала Мадрид. До этой поездки она была там всего один раз и не имела желания оказаться еще раз. Последние двое суток оставили тяжелый след в ее душе,
Ей удалось вылететь в Париж в субботу в конце дня, и по приезде она остановилась в гостинице „Афинская площадь". Кли вернется только в воскресенье вечером, и встреча их состоится не раньше понедельника. А до тех пор ей надо немного побыть одной, усмирить вихрь мыслей и разобраться, что же произошло с того времени, как они последний раз виделись в Нью-Йорке в начале августа.
Хотя Ники разыскивала Чарльза Деверо вполне сознательно и желала встречи с ним, она испытала сильнейшее потрясение от одного того, что вдруг оказалась с ним лицом к лицу, не говоря уже о том, что она узнала о его тайной жизни агента британской разведки. Она плохо спала предыдущую ночь, хотя и была измучена. Проворочавшись с боку на бок, она забылась, лишь когда забрезжил рассвет.
Проснувшись около десяти, она почувствовала, что не в ладах с самой собой, а к полудню тоска уже цепко держала ее в своих тисках. Она была такой острой, что граничила с нервной депрессией. В отчаянной попытке избавиться от нее Ники оделась и вышла из гостиницы.
Оптимистка по натуре, живая и веселая, Ники не привыкла долго унывать. Вот и теперь она надеялась, что солнце и прогулка по знакомым улицам и любимым местам помогут ей развеяться.
Сколько Ники себя помнила, она всегда чувствовала духовное родство с Парижем. Это был ее город, город ее счастливого детства. Она стремительно шагала вперед и вперед, надеясь вновь обрести юношескую беспечность. Быть может, радостные воспоминания прошлого смогут отогнать демонов настоящего.
Ники печалилась не о себе — о Чарльзе. Давным-давно, задолго до того, как они познакомились, он ступил на опасный путь, и теперь для него нет возврата. Он сделал выбор, который привел его в ту конспиративную квартиру в Мадриде, где они вчера встретились. Решив служить своей стране, он выбрал жизнь в невидимом и опасном мире шпионажа, мире подполья, тайн, слежки, двуличия, двойной игры и зачастую смерти.
Она поежилась, несмотря на то что день был теплый и сияло солнце. Такая жизнь ограниченна, она мало что дает человеку. Чарльз теперь никогда не сможет жениться, иметь детей, никогда не будет жить нормальной жизнью. Одиночество и страх, с которыми ему приходится постоянно бороться, вероятно, доставляют огромные мучения, а опасность быть преданным или раскрытым просто сводит с ума. Этот ужас должен пронимать до печенок, подумала она и опять невольно поежилась.
Поступь Ники была твердой, но душа ее пребывала в расстройстве. Ее посещали всевозможные мысли, одна из них — чаще других: Чарльз признался ей в том, что стал британским агентом в возрасте двадцати пяти лет, и раз уж он взял на себя такие серьезные обязательства, то почему он решил связать свою жизнь с ней?
Ники пожалела, что не спросила его об этом. А еще она жалела, что не поинтересовалась, почему он не написал ей ничего на прощание, хотя нашел возможность черкнуть несколько строк матери. Может быть, он не знал, что сказать ей, или ему было нечего сказать. Письмо Анне было кратко до предела и составлено в деловом тоне — обыкновенная отписка. Что ж, теперь она ничего уже не сможет узнать. Слишком поздно, случай упущен.