Помни
Шрифт:
— Нет, своей матери.
— Что в ней говорилось? Ты знаешь?
— Да, она показала ее мне, когда я прилетала в Англию на несколько дней после исчезновения Чарльза. Ничего особенного, всего пара строчек, коротких, даже сухих. Он писал, что больше не хочет жить и собирается поступить единственно возможным для него образом — покончить счеты с жизнью, и надеется, что она сможет его простить.
— И она его простила?
— Честно говоря, не знаю — она все еще оплакивает его, в этом я уверена, хотя и старается, не без успеха, не подавать вида.
— А тебе письмо было?
—
— Тебе это не показалось странным?
— Показалось. Но, может статься, у него не нашлось слов для меня.
— Почему ты так считаешь?
— Потому что в течение нескольких месяцев до самоубийства он действовал по заранее обдуманному плану. Он продал свою долю акций в виноторговой компании британскому и испанскому партнерам, продал квартиру, составил завещание и привел в порядок все свои дела. Кли, он делал все очень методично. Так что, если бы у него было, что написать мне, он, конечно, написал бы. Тебе не кажется?
— Надо полагать, — пробормотал Кли. — Кто унаследовал состояние?
— По завещанию наследницей является Анна, но она не вступила еще в права наследства, так как ее сын не считается умершим. По британским законам Анна может обратиться в суд с просьбой признать его умершим лишь спустя семь лет, не ранее. Ей осталось ждать еще четыре года.
Кли наклонился вперед, нахмурился. Взгляд его был задумчив.
— Если человек ни с того ни с сего исчезает среди бела дня, чтобы начать новую жизнь, этому должны быть веские причины, — не торопясь, рассуждал он. — Когда ты решила, что Деверо может быть жив, ты не задумалась над тем, почему он это сделал?
— Задумалась, конечно, но уверенности у меня не было. Когда мы виделись с Арчем в Риме, я призналась ему, что причина может быть настолько невероятной, что никому и в голову не придет. По правде говоря, я подумала, что Чарльз может быть замешан в чем-то незаконном.
— Например?
— Торговле оружием или наркотиками.
— Полагаю, что и я бы пришел к такому же выводу, — согласился Кли. — Особенно имея в виду мир, в котором мы живем.
— Я заговорила об этом оттого, что хочу, чтобы ты знал все, — сказала Ники, преданно глядя в глаза Кли. — Мне не хотелось бы, чтобы между нами стояли какие-то преграды.
— Я рад, что ты доверилась мне, Ники, и не сержусь. — Кли сверкнул своей мальчишеской улыбкой и продолжал: — Я просто все время боюсь, как бы тебя кто не обидел, только и всего... Я люблю тебя.
— А я люблю тебя.
— Давай не будем больше говорить об этом Деверо. Похороним его раз и навсегда, хорошо?
— Он и так похоронен, — возразила Ники, выскальзывая из постели. Она обошла кровать с другой стороны и ласково потрепала Кли. — Спасибо за то, что ты такой замечательный, такой понимающий, — пробормотала она. — Сейчас я вернусь, не уходи.
— Я больше никогда не уйду, — сказал Кли и улыбнулся.
Ники вошла в ванную комнату, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Она хотела рассказать Кли всю правду, но хорошо помнила, что делать ей этого не следует. Какая удача, что все прошло без сучка и задоринки. Никто и никогда не должен знать, что Чарльз Деверо жив. Она дала слово, и она не предаст того, чья жизнь в ее руках. И от ее тайны Кли
33
— Когда Май умирать больница Сиехэ, моя везти тело ее родители, — рассказывал Йойо, переводя взгляд с Кли на Ники. — Друзья очень помогай. Находи два рикша, да. Вези нас. В дом Май. Ее родители очень плакать. Очень-очень печальный. — Йойо покачал головой и скорбно прибавил: — Май такие молодой девушка... — Голос его сорвался, и он замолчал.
Ники дотронулась до его руки с чувством глубокого сочувствия и сострадания. Трудно поверить, что Йойо наконец-то вместе с ними в Париже и так хорошо выглядит — в прекрасном темном костюме, белой рубашке и красном галстуке. Казалось, он полностью владеет собой и обстановкой.
Кашлянув, Ники произнесла:
— Мы с Кли знаем, какое у тебя горе. Да и сейчас тебе нелегко. Вся наша группа была потрясена, когда Май умерла.
Йойо попытался улыбнуться.
— Моя знай, Ники. — Он повернулся к Кли. — Спасибо, Кли, что заботиться о Май. Отвозить Май в Сиехэ. Ты хороший люди, Кли. Ты хороший друзья. И ты хороший друзья, Ники.
— Как бы мне хотелось, чтобы ее спасли, — сказал Кли. Сердце его обливалось кровью от жалости к этому молоденькому китайскому студенту, который сидел теперь перед ним в его квартире на улице Жакоб. На дворе стоял сентябрь. Пятница. День клонился к вечеру. Йойо пришел навестить их и рассказать, как он бежал из Пекина. Позже им предстояло отправиться на праздничный ужин к его благодетелю, некоему господину Луну.
Йойо вдруг сказал:
— Май умирать — плохой дух виноват.
— Да, действительно, в ее смерти повинен злой рок, — согласился Кли. Они с Ники переглянулись, и, пытаясь переменить тему, Кли продолжил: — Все эти недели мы с Ники ужасно волновались за тебя, Йойо. Мы не знали, что с тобой случилось после нашего отъезда из Пекина. Мы ведь ждали тебя в Гонконге, как и обещали, несколько дней.
— Простите, моя не приехал. Очень трудный оказался, Кли.
— Не надо извиняться, Йойо, мы все понимаем, — снова вступила в разговор Ники. — Просто мы очень беспокоились о твоей безопасности. Мы надеялись, что с тобой не случилось ничего дурного, что тебя не посадили в Пекине за решетку. — Она пожала ему руку и тепло улыбнулась. — Слава Богу, что с тобой все хорошо.
— Многие вещи случайся у меня. Но я удачлив. Правда-правда.
— Расскажи по порядку, как ты выбрался из Пекина, как добрался до Парижа, — попросил Кли.
— Моя начинай самый начало, идет?
— Идет, Йойо, давай, рассказывай, — ободряюще улыбнулся Кли.
Йойо кивнул и глубоко вздохнул.
— Когда вы уезжай, полиция ходи весь Пекин. Моя ходи Май домой. Родители Май моя прятай. Полиция все спрашивай о студенты. Арестовывай много-много. Много-много студентов сажай тюрьма. В университет много плохой вещи случайся. Очень опасно. Моя живи в доме Май целый неделя. Родители Май бойся меня арестовать. Отец Май води моя дом друзьям. Они прятай тоже десять день. Трудно. Опасно. Моя надо уезжай Пекин.