Помню тебя наизусть

Дюжева Маргарита

— Раньше ревновала?

— О-о-о, ты даже не представляешь как. Когда отец сказал, что она приедет, я думала, что лопну от злости. Все не могла понять на фиг ему нужна новая жена, и так ведь хорошо живем.

Как это знакомо. Я тоже многого не мог понять.

— А новый брат-сестра, тебя не напрягают? — кивнул на еще плоский живот матери. Кто там сидит, мы пока еще не знали, да, собственно говоря, всем было все равно.

—

Хм, после тебя меня уже ни что не напрягает, — натянуто рассмеялась она.

— Очень смешно, — проворчал я.

— Да ладно тебе. Не бухти. Мы выросли, у нас у каждого своя жизнь, а им надо о ком-то заботится. Все равно любить меньше не станут.

Я тоже это понимал. Пусть не сразу, но у меня в голове улеглось, что ничего не изменится. Что мать всегда останется матерью и будет любить меня, каким бы придурком я не был.

Мы замолчали. Просто стояли рядом и думали каждый о своем. Лично я — о нашем последнем разговоре, который состоялся после выпускного.

Мы тогда долго сидели в темной комнате и говорили о том, что произошло. Я рассказал о Меньшове с Левиной, об отце, обо всем том, что должен был сказать сразу, не превращаясь в бешеного динозавра, ломающего все на своем пути. Это был непростой разговор, но главное, что Яна поверила мне. И простила.

— Ты правда надумал в армию? — вдруг спросила она.

— Почему бы и нет. У меня в отличие от тебя никогда не было цели, ради которой стоило рваться. Предпочтений в учебе тоже нет. Так что пусть будут кирзачи и портянки.

— Их сейчас не носят.

— Как жаль, — я говорил какие-то глупости вместо того, чтобы сказать о главном. — Мне не хочется, что ты уезжала.

Я поймал тонкие подрагивающие пальцы и сжал их в своей ладони.

— У нас бы все равно ничего не получилось.

— С чего бы это? — буркнул я.

Белецкая грустно улыбнулась:

— У нас с тобой на двоих слишком много тараканов. Нам всем будет вместе тесно.

— С тараканами можно бороться.

— Можно. Но на это требуется время. Не день и не два. Нам надо окончательно повзрослеть, вот здесь, — она постучала себе по виску, — а без этого смысла нет. Мы все равно не поделим какую-нибудь игрушку и разругаемся. Ты сам это знаешь.

— Знаю, — глупо отрицать очевидные вещи.

Янка права, у нас всего слишком и тараканов, и заскоков и всего остального. Но черт побери, как же не хочется ее отпускать. А удерживать – нет

никакого права.

— Я буду тебя ждать? — прозвучало так, будто я спрашиваю, а не утверждаю.

— Какой смысл? — в ответ спросила она, — что ты предлагаешь? Видеться на каникулах, жить переписками и перезвонами? Я не хочу так. Мы друг другу ничего не должны. Просто очередные сводные, которых притянуло друг к другу. Живи как ты любишь. На полную катушку, без оглядки.

Она отпускала меня, давала добро на любые выкрутасы. И сама ничего не обещала, оставляя за собой право жить, как считает нужным.

Сердце в очередной раз налетело на ребра, пытаясь пробить дыру в груди.

Это конец. Финал нашей истории, которая так и не началась по-настоящему.

— А если все серьезно? Что если со временем чувства никуда не уйдут?

— Вот мы и узнаем. Серьезно ли все это или просто детские игры, — так просто, так обречено. Она медленно провела рукой по моим волосам, пальцем очертила линию скул, потом сняла с пальца кольцо, подаренное матерью, и вложила его мне в ладонь.

— Зачем ты его мне отдаешь? — я с тоской смотрел на скромную побрякушку, — это же твой талисман.

— Теперь твой. Обещай, что сохранишь его для меня, — сквозь слезы улыбнулась Яна.

— Обещаю, — снова в горле ком, и снова тяжело дышать.

Завтра она уедет…

Завтра…

А сегодня я снова ее целовал, чувствовал мягкость сладких губ и быстрый пульс, как у испуганной птички. Пытался запомнить каждую деталь, каждый миг. Запечатлеть в сердце образ Белецкой, и себя рядом с ней.

Наконец, она отстранилась, прижала ладонь к алым губам, будто не верила в происходящее:

— Нельзя. Нас могут увидеть.

Мне все равно, пусть хоть в подзорную трубу наблюдают, но Яна права. Это не наш день, и мы не должны своими проблемами омрачать счастье родителей. Они заслужили его, как никто другие.

— Потанцуешь со мной, — протянул ей руку.

— Я не очень ловка, — он кивнула на перевязь.

— Я буду осторожен.

Яна подступила ближе ко мне. Проигнорировала протянутую руку, и вместо этого обняла меня за шею, доверчиво уткнувшись носом в грудь. Аккуратно, боясь причинить боль, я положил руки ей на талию.

Мы просто танцевали. Медленно, неспешно, слушая какую-то свою музыку, звучавшую только для нас двоих.