Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
— Вы частенько приходили в гости к нашим соседям, следили за их семьей и все тому подобное. — Пытаясь напомнить ей историю той самой семьи, которую она «спасла», мне хотелось передать всю злость и ненависть к ней своим голосом.
А вот что случилось с нашими соседями. Живем мы не в элитной части города, что естественно, как мне кажется. Как говорится, квартал неудачников. Наш дом — это многоэтажное здание, где почти у каждой квартиры есть свой балкон, но и такая квартирка стоит дороже. Само здание разделено на несколько частей, что-то вроде пристроек нового типа. В одной такой
Нашими соседями была семья: женщина и три её ребенка — все девочки. Отец, кажется, бросил их, а вот мать запила. Старшая из сестер всегда пыталась прокормить младших, и у неё это удавалось, она работала официанткой в каком-то кафетерии. Мать их никогда не избивала, просто могла уйти в загул на неделю, а порой и на несколько недель, из-за чего все они пропускали учебу. А за младшей девочкой — ей всего восемь — внимательно следили службы опеки. И однажды к ним пришла Роуз, которая разнюхала всё, что ей было нужно, и застала их опьяневшую мать. Как я знаю, женщину лишили родительских прав, старшая девочка осталась с ней, ведь она уже совершеннолетняя, а остальных разлучили с семьей и между собой. Пока они не могут связаться друг с другом.
Роуз разрушила их семью, хоть и думала, наверное, что их спасает. Хотя нет, если бы она, действительно, пыталась им помочь, она бы навещала их и тогда, когда с их матерью все бывает в порядке; она бы поняла, что ничего плохого эта женщина не делает, даже в пьяном угаре. Она просто бедная, опечаленная женщина, которая пыталась забыться в алкоголе. И даже несмотря на это их семья была очень счастлива. А Роуз — просто эгоистка, мечтающая подняться по карьерной лестнице.
— Ах, да, я и забыла. Кстати, по этому поводу. Я была у тебя дома, узнавала у соседей про вашу семью и крайне недовольна тобой, — её голос звучал так, словно она была довольна собой, словно она сама с себя благоговела.
— Что? — задохнулась я. — Извините, но как вы смели без разрешения узнавать о моей семье?
— А ты думаешь, я бы поверила твоей истории с лестницей, мол, «упала, проснулась, сотрясение»? — Она усмехнулась.
Я задыхаюсь от гнева. Это было сказано настолько дерзко, что ужасно будоражило моё внутренне состояние. Я не могла остановиться, я закипала. Мне кажется, что еще чуть-чуть, и я выпрыгну в окно, лишь бы не слушать эту женщину. Она ужасна! Да как она смеет!
— Эмили, я знаю, что ты часто прогуливаешь школу, знаю, что у тебя в семье не все в порядке, и знаю о Томе. — Уже спокойно сказала Роуз.
«Том», — голос эхом звучал в моей голове. Перед глазами вспыхивают воспоминания. Сейчас я бы отдала все на свете, лишь бы не думать о нем. Но все никак не получается. Вспышка, крик, сирена. Мои глаза застилает красная пелена, а ярость внезапно затухает во мне. Теперь мне хочется стереть себе память, только не вспоминать о нём. Это выше моих сил.
— Ты можешь мне довериться. Расскажи, что случилось в тот день, когда тебя сюда привезли? — Она неожиданно близко оказалась рядом со мной.
Когда я взглянула на неё, то женщина уже сидела рядом со мной, держа меня за ладонь, пытаясь расшевелить мои воспоминания.
Что случилось?
Что случилось?!
Я вспоминаю всю картину так четко, как будто она произошла вчера, будто она происходит сейчас, а я наблюдаю все со стороны, как при просмотре фильма. Это был самый болезненный для меня вечер и самый решающий. И моя кожа покрывается мурашками, когда я уплываю в воспоминание, которое мечтала бы запереть подальше в сознании.
Я захожу в ненавистную квартиру, которая раньше была мне домом. Нам всем домом. Кто бы мог подумать, что мне будет так страшно. Поджилки трясутся, а сердце прерывисто трепещет, как птаха; ноги сами собой заплетаются, словно норовят лишний раз устроить шум. Я должна быть аккуратной.
Разувшись, я мягко ступаю по линолеуму, на ходу вешая шарф и куртку в шкафчик. Ныряю в свои любимые мягкие тапочки. Свою школьную сумку я повесила на ручку двери, ведущую в мою комнату.
Тихо. Подозрительно тихо.
— Мам, я пришла, — тихонько говорю я, надеясь, что отец не услышит. А если даже и услышит, я ещё надеюсь, что сегодня всё обойдётся. Откуда-то послышался звенящий звук бутылок.
Захожу на кухню и вижу, как отец в беспамятстве снова лижет пустую бутылку. Моё сердце сжалось, и меня наполнило чувство омерзения к этому существу, которого я гордо именую своим папой. Быстрым шагом подхожу к холодильнику и обнаруживаю, что там осталась только одна бутылка пива. Но вчера вечером, когда я не успела избавиться от алкоголя, в нём стояло не менее пяти-шести стеклянных банок, я точно уверена! Со звоном ставлю её на тумбочку, но отец не реагирует, он отчаянно пытается вылизать хоть еще кроху напитка из пустой бутылки. Беру ближайшую глубокую миску, набираю в неё ледяной воды и выливаю её на голову отцу. Быть может, это приведёт его в чувство? Он начинает орать, хрипя и судорожно разводя руками по сторонам:
— Какого хрена! — заходится в новом крике он. Протирая глаза от воды, он пытался разглядеть, что же произошло. Но я решила облегчить его задачу.
— Добрый день, папочка, — слащавым голосом произношу я.
Я даже не ожидала от себя, что могу так сказать. Но я могу. Собери все силы в кулак, Эмили, и попробуй его образумить, разозли его, пусть он почувствует себя на твоём месте. Чувство отвращения все выше поднималось по пищеводу.
Отец поднимает голову и видит бутылку, стоящую рядом со мной. Его глаза округляются, как если бы он увидел огромную гору драгоценностей. По его лицу со слипшихся прядей волос стекает вода, заливая глаза.
— А-а-а! — Рычит он, стараясь вновь вернуть себе ясность зрения, а затем умоляющим голосом говорит. — Эмили, детка, подай мне, пожалуйста, бутылочку.
— Эту? — Я беру в руки пиво и кручу ею прямо перед носом отца.
— Да-да, дай мне её, малышка. — Отец протягивает руки, всё ещё не имея сил встать. Это меня немного позабавило, от чего я резко храбрею.
Отхожу как можно дальше от отца и делаю вид, что протягиваю бутылку. Он тянет свои ручонки к этому, по его мнению, напитку богов, а на лице у него благоговейное выражение.