Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Тошнота уже встала комком мне в горло. Какой же он мерзкий! Он — мой отец, с черными волосами, на которых уже виднелась проседь. Немытый, в одежде, которая вся пропиталась и пропахла блевотиной, с жутким перегаром во рту, который слышно сразу же, как входишь в дом, с засаленными волосами и с глазами, полными ярости по отношению ко мне.
Я, мол, подношу бутылку алкоголя к нему всё ближе, хотя я просто её отпустила. Она ударилась об кафель и разбилась вдребезги. Волна прохладного напитка залила мои тапки, к ногам приплыли и стеклянные осколки. Какая жалость.
— Ой, —
— Ах ты, мерзкая дрянь! — кричит он и старается подняться с пола на шатающихся ногах.
В этот момент я слышу, как захлопывается входная дверь, в квартиру вбегает мать и говорит мне что-то, мол, что я сделала, подбегает к отцу. Она тоже меня ненавидит. Это понятно по взгляду, что мама бросает на меня: очередное «Во всех бедах виновата только ты». Но разве я виновата, что осталась жива? Хотя да, думаю, виновата. Если бы я ушла вместе с ним, то ничего, что случилось после, не произошло бы. И я бы не терпела всё это.
Весь плюс последних месяцев, что мама потихоньку, но начала приходить в себя. Она стала выходить из дома, стала разговаривать и что-то делать, а не замыкаться в себе и плевать на все с высокой башни. Хотя ей всё ещё всё равно на меня, она меня игнорирует и совершенно не замечает — только если в критических ситуациях, как сейчас, например.
— Филлип! — Кричит мама, пытаясь угомонить отца. Она встает перед ним, обнимая за плечи и тряся его. — Зачем ты его злишь? — обращается она ко мне.
— А затем, что не ему одному плохо! — Выкрикиваю. — Мы еле-еле сводим концы с концами, а он тратит все заработанные нами деньги на выпивку! — Плююсь я словами. — А ты, ты ему всё позволяешь!
— Он просто не может пережить это, — говорит мне мама. И снова этот укоризненный взгляд. А я могу пережить это? Вы все думаете о себе, а как же я! В отличие ото всех я была там, когда всё произошло!
Отец отшвыривает её подальше, но несильно, — копит силы на меня — и идет ко мне. Ну вот, снова началось. Он весь покраснел, глаза стали кровавого цвета — лопнули капилляры, в них виднелся тот самый огонёк безумия, что пугал меня все эти годы. Но сейчас я не боюсь. Если он меня прикончит, то пусть так. Я не хочу жить в мире, полном боли.
— Это ты, ты во всем виновата, тупая девчонка! — Изо рта у него течет слюна, которая летит в стороны, когда отец что-то говорит. Он в ярости.
— Да-а! Я виновата. Я виновата в том, что я — девчонка. Я виновата в том, что была с ним тогда. Виновата в его смерти. Виновата в том, что я — не Том. Ты это хотел сказать, папочка? — Заливаясь слезами ярости, кричу на него. В моей груди всё разрывается от боли. Если бы была возможность, то отец предпочел бы ещё одной дочери второго сына. Если бы можно было, он бы поменял местами меня и Тома, а я бы была не против — уж лучше, чем видеть, как отец, который раньше любил тебя, превращается в монстра, жаждущего твоей смерти.
— И ты виновата в том, что вместо тебя умер мой сын, — произнес отец.
На меня накатило отчаяние. Боль. Она накрыла меня с головой. Из глаз покатились слезы. Такого я не ожидала. Я думала,
— Знаешь что… — начинаю я. И скрепя сердце произношу вторую часть своих мыслей: — Ты мне больше не отец.
— Что ты сказала? — Он схватил меня за руку и затряс, оплевывая. — Повтори, что ты сказала! — Требовал.
— Филлип, отпусти её! — Мама подбежала и попыталась высвободить меня из его рук. Но отец одним движением руки отправляет её в противоположный угол, мама стукается спиной об стенку и падает на пол.
Зачем она это сделала, ведь ей абсолютно плевать на меня?
— Повтори! — Заорал вновь отец и ещё сильнее встряхнул меня.
— Иди к чёрту! — Выпаливаю я, не намеренная повторять те ужасные слова.
А затем я слышу, как его ругань оглушает меня. Его крики, наверное, слышал весь холл, а может, и несколько этажей сразу. Он хватает меня за плечи и со всей силы ударяет головой об стену. В груди всё жжет от вспыхнувшей боли — это всемирная любовь к отцу, которая сгорает сейчас вместе со мной. В ушах звенит, а затем наступает тишина. И, кроме стекающей горячей крови по подбородку, я ничего не чувствую.
— Идите к чёрту, — говорю я, думая о словах из воспоминания.
Меня бьет незаметная никому дрожь: руки легонько трясутся, и я сжимаю кулаки — на внешней стороне ладони видна выделявшаяся на коже венка. Чувствую, как на лбу выступили капельки пота. Воспоминания — это всегда тяжёлое бремя. Лёгким касанием ладони я вытираю пот со лба и скрещиваю руки.
— Эмили, твой отец — алкоголик, — произносит Роуз Эверглоу.
— Вот же удивили, — бурчу я.
Да, он алкоголик. Да, он ужасен и омерзителен сейчас, он безумно жесток, и он ненавидит меня. Но это всё из-за алкоголя. Если бы я могла сделать так, чтобы он перестал пить, но это не в моих силах — родители видят во мне только лишь причину их несчастий.
— Нет, я имею в виду, что есть куча свидетелей, способных нам помочь. Не думаешь же ты, что, проведя целый год с бутылкой и избивая вас с матерью, не будет заметна эта перемена в ваших отношениях? — Она приподняла брови, и создалось ощущение, словно она думает, что умнее всех на свете.
— О чем вообще идет речь? — Я не понимаю, что хочет от меня это женщина.
— Я предлагаю лишить твоего отца родительских прав, ведь это он виноват в твоей травме? — Интонация в её голосе была больше похожа на утверждение, чем на вопрос. Она хочет вынудить признаться, чего я никогда не сделаю.
— Нет, я упала. — Сказала, как отрезала.
Возможно, я покажусь чересчур наивной, но я верю, что мой отец станет прежним. И мы снова будем той счастливой семьей, что ели по утрам оладьи с яблоком, которые постоянно у меня подгорали. Все вместе будем сидеть перед телевизором, и смотреть какую-нибудь комедию или «Титаник», и плакать под конец. Но разве верить в лучший конец — это плохо?