Помор
Шрифт:
Шейн, переживавший за всё разом, вернулся в конец стада и пошёл стегать отстававших бычков свёрнутым лассо.
— А ну шевелись, травяные мешки! Больше жизни, дохлятина!
В это время задул сильный ветер с востока, относя в сторону непроглядную тучу пыли, и Чуге открылось стадо.
Коровы продвигались на север, к Канзасу, — шевелящаяся бугристая масса за завесой пыли. На длинных и коротких рогах поблескивало солнце.
Рыжие, коричневые, пёстрые спины раскачивались как море. Быки, коровы — огромные, полудикие — легко впадали то в панику, то в ярость и были готовы атаковать хоть волка, хоть человека, хоть лошадь.
— А индейцы тут не сильно достают? —
— Давеча их видали аж в устье Бразоса, [102] — ухмыльнулся Ларедо, — полсотни свирепых мальчуганов в боевой раскраске! А ну веселей, веселей, пожива для канюков!
Чуга хмыкнул только, добавляя бычкам прыти. Ходьба разогрела животных, и теперь не только пылюка мучила следующих за стадом, но и опалявший лицо смрадный жар, источаемый тысячами пудов «самоходного мяса». Перегон начался.
102
Река в центральном Техасе, впадает в Мексиканский залив.
Глава 9
ТРОПА ЧИЗХОЛМА
Обычно в полдень у стада случался «обеденный перерыв» — коровы останавливались попастись. Нагуляв аппетит по дороге, животные умиротворённо хрумкали.
Чуга тяжело слез с седла и постоял немного, распрямляя затёкшую спину.
— И как вам пылюка со штата Тухес? [103] — жизнерадостно спросил Фима.
— Не распробовал ещё, — проворчал Фёдор.
Беньковский весело засмеялся и ударил в треугольник. [104]
103
«Техас» созвучен слову «тухес» (на идиш — «задница»).
104
Музыкальный треугольник, триангль — ударный инструмент. Ковбои любили использовать его как гонг.
— Эй, проглоты! — крикнул он. — Обедать!
Чуге досталась ха-арошая порция густой мясной похлёбки с бобами — полная оловянная миска. Осторожно поставив её, помор наскоро сполоснул лицо и выхлебал кружку воды. Довольно выдохнув, словно остограммившись, Фёдор взял в зубы пару лепёшек с пылу с жару и направился в тенёк, под дерево. Кряхтя, устроился, с облегчением опираясь на ствол спиною — не вернулась пока ещё сила молодецкая, ослабли члены… Ничего, это дело наживное.
— У вас не занято? — спросил, ухмыляясь, Туренин, обеими руками держась за края горячей миски.
— Присаживайтесь, сэр, — церемонно ответил Чуга, — только траву не измажьте своей грязной задницей.
— А сам-то! — фыркнул князь. — Всё лицо в разводах!
Фёдор не ответил — он вгрызался в кусок лепёшки, зачерпывая ложкой пахучую похлёбку.
— Вкуснотища!
Заметив, что князь едва притронулся к яству, Чуга фыркнул:
— В большой семье клювом не щёлкают! А то останешься без сладкого.
Ларедо, добредя до них, расслышал последние слова и покивал.
— Эт-точно! — сказал он. — Я знал парней, которые ради «медвежьих ушек» — так тут пончики называют — готовы были по сорок миль скакать! А уж если их яблочным пирогом поманить… Сотню миль одолеют, лишь бы причаститься!
— Кушать надо неторопливо, — проговорил Павел назидательным тоном, — тщательно пережёвывая пищу…
— Да
Фёдор помалкивал, благодушествуя. Но пришла пора, и он с кряхтеньем поднялся. Всем хороша передышка, одно в ней плохо — коротка больно…
…Тропа, по которой шло стадо, была неширока и разбредаться коровам не давала — её когда-то пробили сквозь чащу низкорослого чёрного дуба, растущего вперемежку с сумахом и ежевикой. Местами попадались заросли колючей груши, а вдоль ручьёв росли кизил и дикая хурма. К счастью, ручьи попадались нечасто, поскольку именно рядом с ними ковбоев атаковали полчища москитов, настоящие москитные тучи, облеплявшие лицо, руки, лоб. Не лучше гнуса в тундре! Руки размазывали комарьё по щекам, пачкая их своей и чужой кровью, а коням доставалось так, что бедные готовы были в костре гриву спалить, лишь бы избавиться от кусачих мучителей.
— Хоу! Хоу! — кричали бакеры, подгоняя непослушных, и, кроме их голосов, тишину нарушал топот копыт, громкий шорох трущихся коровьих тел да клацанье сталкивавшихся рогов.
Фёдор с Шейном поскакали вперёд, забирая чуток к западу, где зеленели холмы, поросшие дубняком и увенчанные изрядно выветрившимися скалами. Вскоре Ларедо отстал, разведывая источники и водоёмы, — чтобы утолить жажду сразу сотням бычков, нужна поилка соответствующих размеров.
Солнце припекало, но и ветерок обвевал. Высокие травы шелестели метёлками у самого стремени. Углядев отдельно стоявшую дубраву, Чуга направил гнедка к деревьям. Может, там озерко или ручей?
Посматривая по сторонам, Фёдор заметил неожиданный блеск на склоне ближнего холма. Мгновенно пригнув голову к самой гриве, он бросил коня к лесу.
Мелькнувшая догадка о том, что сверкнуть мог ствол ружья, тут же оказалась верной — пуля сквозанула над самой спиною, дуновением задевая голую шею, и тут же грянул выстрел.
Чуга дважды пальнул в ту сторону, где вспух и рассеялся клуб порохового дыма, а в следующий момент гнедой вынес его на травянистый склон, под сень корявых дубков.
Скрываясь за деревьями, помор направился на розыски стрелка, шепча неласковые пожелания в его адрес, однако никого не обнаружил. Не слезая с седла, Фёдор осмотрел кем-то пригретое местечко, истоптанное сапогами. В густых ветвях были прорублены своего рода амбразуры, вон валяются четыре окурка тонких чёрных сигарок-пахитосок, а рядом — гильза 44-го калибра. Видать, стрелок провёл в засаде добрый час, дожидаясь своей жертвы. Опять штучки Гонта?
Чуга усмехнулся: понял, гадёныш, что в честном бою с ним не совладать, и решил достать втихаря. Упорный, однако… Или тут побывал не Гонтов засланец?
Фёдор внимательно осмотрелся. Ага, вот деревце, к которому был привязан конь, трава вокруг объедена. На растрескавшейся коре осталось несколько серых волосков. Надо полагать, стрелок уехал на лошади мышастой масти — такую тут называют грулла. [105]
А отпечаток грулла оставила — подарок следопыту! Левое переднее копыто было подрезано чересчур узко, правое тоже почикали больше чем надо — лошадь как бы ступала слегка по-медвежьи, косолапо, и это выделялось очень чётко, как роспись под важным документом.
105
Грулла (или грулья) — «серый журавль» (исп.); так на юго-западе США называют лошадей мышастой масти.