Поморы (роман в трех книгах)
Шрифт:
На Трифона ее уговоры не подействовали, он грозился обо всем рассказать Панькину. Тогда Таисья пустила в ход последнее, но самое верное средство: обхватила Трифона за шею и стала целовать его столь пылко, что он не устоял перед такими чарами…
Надо же было в те самые минуты ночному сторожу очнуться от дремоты и выйти из котельной с фонарем. От него и пошла эта история гулять по деревне. На очередном собрании колхозники шутки ради попросили Трифона рассказать, как он подкарауливал вора на ферме и что из того получилось. Трифону
— Ладно, Феклуша, про удовольствия забудем, — примирительно сказал Трифон. — А за порядок ночью не беспокойся. Я нынче вина не пью. Завязал.
3
Не торопясь шла Фекла домой и думала о том, что завтра надо бы послать лошадей за хвоей, пока зимник еще держится, да получить на складе отрубей на будущую неделю, и подсчитать, кто из доярок заработал дополнительную оплату. Забот было много, и, как она ни старалась, их не убывало. Ну, Тихон Сафоныч! и нашел же ты для меня спокойную работенку на берегу! — вспомнила она Панькина. — Надо будет навестить его, посмотреть, как живет.
На Фекле было новое драповое зеленоватого цвета пальто, приобретенное недавно взамен вышедшей из моды и поистрепавшейся плюшевой жакетки. Старинный материнский полушалок с кистями прикрывал плечи. На ногах были резиновые сапоги. В походке по-прежнему ощущалась легкость. Когда Фекла шла вот так неторопливо, то ставила ногу осторожно и аккуратно, будто старалась попасть в след, проложенный раньше.
На улице уже было темно, в избах горел свет. Из репродуктора, что был укреплен на столбе возле правления, звучала фортепьянная музыка. Она не мешала Фекле предаваться собственным мыслям.
— Фекла Осиповна! — окликнул ее кто-то.
Обернулась — по тропинке от сельсовета шел директор школы Суховерхов.
— Добрый вечер! С работы? — спросил он.
— Да, с работы, — ответила Фекла.
Она сняла варежку и подала руку. Суховерхов вежливо пожал ее, почему-то смутившись, и прошелся пальцами по пуговицам своего демисезонного пальто. Пуговицы были все застегнуты.
— Идемте вместе, — предложила Фекла. — Вы теперь живете у Ермолая?
— Да. Дружно живем. Оба одинокие, любим поговорить, пофилософствовать…
— О чем же говорите?
— О разном. Вчера, например, была у нас беседа о звездных скоплениях нашей галактики…
— Вон куда вас занесло! О звездах, значит. Ну и как они там?
— На этот вопрос можно ответить стихами старого поэта. Вот послушайте…
Суховерхов глуховатым и ровным голосом начал читать:
Ты для кого горишь, во тьме ночной звезда?
Ты что в себе таишь? Твой путь лежит куда?
— Я для себя горю. Мой путь — от всех вдали.
На Землю свет я лью, не ведая Земли.
Ишь как… Спасибо. Хорошие стихи. Значит звездам до Земли нет дела. Так я поняла? А
— Да. В связи с запусками спутников и автоматических станций эта тема для нас стала злободневной. Впрочем, не о них надо… Если спуститься на землю, то следует заметить — вы сами звезда первой величины у нашего горизонта…
Фекла удивилась и присмотрелась к директору получше: Чего это его потянуло в такие высокие материи? Уж не принял ли чарку? Но Суховерхов был совершенно трезв, и она поддержала разговор в заданном тоне:
— Даже так… А почему у горизонта, почему не выше?
— Потому что вы — звезда восходящая.
Фекла помолчала, с сомнением покачав головой. Большие темные глаза ее скользнули по лицу Суховерхова и спрятались под ресницами.
— В моем возрасте восходящих звезд не бывает. Моя звезда скорее всего заходит, на убыль идет…
— Это как рассматривать. Все в природе и в жизни относительно.
Фекла задумалась, опасаясь попасть впросак в этом не совсем привычном для нее разговоре.
— Может, и так, — не очень уверенно произнесла она. — До звезд ой как далеко! Не скоро до них доберешься…
— И все же когда-нибудь астронавты доберутся, — сказал Суховерхов. — Несмотря на колоссальные расстояния… Вот, например, луч света, покинувший Полярную звезду, достигает Земли спустя 472 года.
— Откуда это известно?
— Подсчитали ученые-астрономы.
Фекла подняла голову, посмотрела в небо. Там не было ни единой звездочки — сплошь темные ночные облака. Суховерхов слегка поскользнулся на обледенелой тропке и, когда Фекла подхватила его под руку, почувствовал сдержанную и уверенную силу этой женщины.
— Новая работа вам нравится? — перевел он разговор на земные темы.
— Хлопот много, — призналась Фекла.
— Хозяйство большое?
— Да. Но ничего, привыкаю.
Впереди показалась приземистая изба Ермолая, придавленная к земле огромным сугробом снега на крыше. Электрический свет в маленьком оконце горел непривычно ярко. Суховерхов пригласил Феклу зайти в дом и поглядеть, как он живет со стариком.
Ермолай сидел на лавке у окна. Старенький, бородатый, весь как бы усохший, он подшивал валенок, ковыряя шилом и держа во рту конец черной толстой дратвы. В конец была вплетена свиная щетинка, заменявшая иглу. Завидя гостью, Ермолай встал, отряхнул лоснящиеся на коленях ватные брюки.
— Давно не видал вас, Фекла Осиповна, — приветствовал он ее. — Проходите, садитесь… Я сейчас самоварчик…
Фекла осмотрелась. В избе подметено, но пол, как говорят женщины, замыт. Видимо, терли его только вехоткой, без дресвы и голика. На шестке — прокопченные чугуны. По всему было видно, что хозяин старался поддерживать порядок, но это ему плохо удавалось. Не чувствовалось в доме женской руки.
Фекла сняла и повесила пальто, взяла с лавки валенок и протянула его Ермолаю: