Помощница ангела

Кузнецова Юлия Никитична

Вик потёр щёку, смущённо улыбнулся.

— Мы сейчас домой едем. А потом, короче, меня папка брату отдаёт на весь сентябрь. Дядька в армии служит. А в сентябре в отпуске. Хочет из меня мужика сделать. Настоящего, боевого.

Алёна смотрела на толстую физиономию Вика, со стеснительной улыбкой, мгновенно краснеющими щеками, на его белые пухлые руки и думала: «Какой из него боевой мужик?!»

— Но я это… Не за этим. Я спросить пришёл. Ты тогда с лопатой шла? Тебе что-то посадить надо было?

Алёна кивнула.

— Кабанова попросила? У тебя получилось? Нет?

Хочешь, я помогу? Я могу. Я умею. У нас же дома огород. Мамка у меня любит это дело. Ну и я… так. Умею немножко.

Воздух хлынул в лёгкие, словно Алёна долго плыла под водой и вдруг вынырнула.

— Чего ты? — испугался Вик, — чего задыхаешься?

Алёна покачала головой.

— Нет. Нет, наоборот. Вик! Если бы ты знал… Хотя погоди. Зачем тебе это, а? Я не сержусь на Энджи… И на тебя, конечно, ты вообще не виноват. Я на себя злюсь. Мне надо было сказать Лидии Матвеевне, что у меня не вышло ничего. А я, понимаешь… По крыше лазать не побоялась. Уколы делала. А тут… Струсила, понимаешь.

— Брось, бывает, — сказал Вик, — я вот отцу тоже стремаюсь сказать, что не хочу я в охранники. Что мне больше всего на свете хочется замки делать. И на настоящие замки посмотреть охота. Но нет такой работы — на настоящие замки смотреть… Что копать надо?

— Ох, Вик, не знаю. Я дала себе зарок, что сама это сделаю. Что никого не попрошу.

— А я сам пришёл. Если друг пришёл и помощь предлагает, чего плохого-то, не пойму! — рассердился наконец Вик, и стал похож на добрый, но сердитый паровоз.

Алёна улыбнулась.

— Ладно, не пыхти. Спасибо тебе вообще.

— Закончим, скажешь спасибо, — проворчал Вик.

Узнав о яблонях, он сказал:

— Значит, так, я за лопатой. А ты пока иди в интернете глянь, чем там эти ямы удобрять надо. Я не помню. А вечером я в Звенигород съезжу, куплю удобрения.

— Вик, — выдохнула Алёна, и протянула руку, чтобы погладить его пухлые пальцы, и повторила, — спасибо!

За спиной послышались шаги. С крыльца спустился папа. Хмуро глянул на них.

— 3-здравствуйте, — промямлил Вик.

— Алёна, ты куда? — спросил Игорь.

— Никуда…

— Вот и славно. Иди домой.

Игорь направился к машине, ещё внимательнее, чем обычно, глядя себе под ноги. Алёна вдруг заметила, что он перешагивает через трещинки на асфальте.

Она повернулась к Вику, но его у забора уже не было.

У себя в комнате она плюхнулась в кресло и схватила трубку телефона. Но, подумав, не стала набирать номер. Вдруг у Вика тоже не получится проковырять эту дурацкую твёрдую землю? Позвонит вечером.

Она поглядела на трубку и кое-что вспомнила. Про телефон и кусок сахара. У них в школе были уроки верховой езды. Перед занятиями Алёна брала в буфете белые кубики сахара и прятала в кармане — для лошадей. Как-то раз она забыла, что в кармане телефон. Сунула сахар туда. А потом принялась проталкиваться через толпу голодных школьников, осадивших буфет. Её сдавливали со всех сторон, и перед занятием Алёна обнаружила, что сахар раскрошился. Но и у телефона бок оказался поцарапанным.

Телефон и кусок сахара. Вот на что похожи её родители.

Папа — телефон. Мама — кусок сахара. А раз она крошится, значит, и у него царапины? Такие невидимые царапины, которые заставляют перешагивать через трещинки на асфальте и улыбаться одним ртом.

Однако… Алёна вспомнила, что ещё недавно ей казалось, что их семья похожа на зубные щётки в стакане. А теперь — на сахар и телефон. Раньше они не смотрели друг другу в глаза и не повышали голоса, а теперь… Может быть, что-то изменилось?

Глава 19

Успение

Бывает так странно — вроде ты спишь, но слышишь голоса тех, кто в соседней комнате. Слышишь очень отчётливо. Понимаешь каждую фразу. А потом — просыпаешься.

Алёна слышала голос, но не снаружи, а изнутри. В голове кто-то говорил: «Надо сказать Лидии Матвеевне, что с яблонями всё устроилось».

Вик позвонил вчера поздно вечером и сообщил, что ямы он выкопал. И завтра едет в Звенигород за удобрениями.

«Надо сказать», — повторил голос.

Алёна открыла глаза и поняла, чей это был голос. Джулианы!

— Ты права, — сказала Алёна и протянула руку к телефону.

Но взгляд её уловил какое-то движение у окна. Она подняла голову и увидела под потолком на карнизе белого голубя! Алёна глянула на окно. Закрыто. Как он тут оказался?! Голубь смотрел очень внимательно, склонив голову набок. Белоснежный, без единого темного перышка.

Алёна поморгала — не мерещится ли? Потом слезла с кровати, подошла к окну.

— Привет, — пробормотала она и открыла форточку.

Но голубь не улетал. Он смотрел на неё. И вдруг она поняла. Даже не поняла, а… почувствовала. Как будто голубь передал мысль. Они с Алексом часто общались в Картории мысленно, но ведь голубь, он же из обычной жизни, не из выдуманной!

Впрочем, это уже было неважно… Она обхватила себя руками. Голубь сорвался с места и вылетел в форточку.

Зазвонил телефон.

Алёна не стала подходить. Вместо этого она вышла в коридор и прислушалась. Трубку взяла мама.

— Алло? Что? Да. Да, мы в курсе, я как раз хотела… О… Мне очень жаль. Сочувствую. Что? В какой день? Ну… Вы знаете, я не уверена, что это хорошо для детской психики…

Да-да, я поговорю с ней. Я понимаю, Зинаида, понимаю. Я перезвоню вам… Хорошо, не буду. А во сколько нам прийти? Да, разумеется, мы не можем отпустить её одну. Для нас и так было загадкой… Я понимаю-понимаю. Держитесь. Мне очень жаль…