Помощница лорда-архивариуса
Шрифт:
Это означало, что прилежные послушники женились на прилежных послушницах, нерадивым доставались нерадивые, статным — статные, худосочным – худосочные и тому подобное. Ни один из обитателей общины не смел выбрать себе жену самостоятельно. Все брачные пары назначал старейшина. Некоторые счастливцы (или несчастливцы, как посмотреть) получали не одну, а две жены. Иногда браки заключались между не очень дальними родственниками. Надо сказать, никакими особыми достоинствами дети таких союзов не отличались. Послушников, чьи отцы, деды и прадеды строго следовали укладу Общины и по приказу старейшин женились на своих сестрах и племянницах, было легко узнать по
«Мы словно животные, от которых ждут отборного потомства, – сердился отец. – Хорошо, что я вовремя сбежал из Олхейма двадцать пять лет назад и встретил в Аэдисе твою мать. Ты – наглядное доказательство того, что самые лучшие дети бывают у пар, соединившихся по велению сердца».
Серьезнее всего старейшина подходил к выбору собственных духовных спутниц. В этом важном деле он руководствовался примерно теми же соображениями, что и опытный заводчик при закупке племенных кобыл.
Избранница должна быть выносливой, иметь крепкое здоровье и приятную внешность, преуспевать в практиках слияния со Светом. Просветленный старейшина Уго сам осматривал приглянувшихся ему послушниц. Больно щупал мускулы на руках и ногах, лез нечистыми пальцами в рот считать зубы. К счастью, со мной отец такого проделать не позволил: отходил старейшину костылем ниже поясницы, за что вскоре и поплатился.
Спутницы переселялись в дом старейшины и делили с ним постель. Новая, младшая спутница должна была беспрекословно прислуживать всем членам огромной семьи — ее главе, старшим спутницам, их детям. Все жены несли тяжелые многочасовые телесные и духовные послушания. В «гареме» царила строгая дисциплина, запрет на любые увеселения и проявления чувств.
Старейшина Уго начал присматриваться ко мне еще с той поры, как я достигла совершеннолетия. Заходил к нам домой, беседовал с отцом, расспрашивал сестер-наставниц о моих успехах. Частенько появлялся на занятиях и наблюдал, задумчиво теребя свою длинную жидкую бороденку заскорузлой дланью. Мне становилось не по себе. Острый взгляд неприятно царапал кожу между лопаток; от него было невозможно скрыться, как от назойливого слепня. И вот в прошлом году, на ежегодном празднике Сакрального Единения, старейшина Уго объявил о выпавшей мне высокой чести. Принуждать меня никто не собирался, но вскоре события обернулись так, что передо мной встал выбор: покинуть общину, чтобы зарабатывать на жизнь самостоятельно, или прийти в неуютное, угрюмое жилище Просветленного и его спутниц.
Выбор был невелик: либо страдать от голода и холода на улицах столицы, но свободной, либо в доме старейшины Уго — лишенной любых прав и даже собственного «я».
Никто из послушниц не стал бы задаваться таким вопросом, но мой отец, повидав мир и взяв в жены девушку из столицы, дал мне особое воспитание. «Еретик, — говорила сестра-наставница Анея. – И тебя вырастил еретичкой».
Впрочем, нынешнее неприкаянное положение, в котором я очутилась после ухода из Общины, сложно было назвать настоящей свободой – слишком высокую цену приходилось за нее платить.
Никто не стоял надо мной, некому было наказывать меня, некому было принимать решения, пренебрегая моими желаниями. Но для человека, непривычного к свободе, отсутствие хозяина становится тяжелым испытанием.
Права была Резалинда — к самостоятельной жизни среди мирян я была не готова. В защищенном мирке общины, при всех его тягостных ограничениях, у меня был дом и еда, я была
Я тяжело вздохнула, достала газету, зажгла свечу и перечитала странное объявление. Затем развернула карту Аэдиса и начала изучать. Вот он – квартал Мертвых Магов. Небольшой квадратик, на котором схематично изображены старинные здания с рогатыми башенками и черепичными крышами. Рядом надпись старинной вязью: «Магисморт» — так звучит историческое название квартала на староимперском.
Доходный дом госпожи Резалинды находится на другом конце столицы, в Котлах — предместьях, где живут мастеровые, мелкие барыги, отставные моряки и сброд всех мастей. Вздумай я направиться завтра в дом лорда-архивариуса, о котором так нелестно отзывалась моя хозяйка, мне бы пришлось пройти до самого Наоса – центра города. Не меньше трех лиг. Очень далеко!
У здорового, крепкого человека, идущего пешком, дорога заняла бы часа три-четыре, а если бы у этого человека еще нашлись деньги на конный трамвай или извозчика, то поездка стала бы интересной и приятной экскурсией по столице.
Денег на конный трамвай у меня не было, сил на долгие прогулки оставалось мало, поэтому я опять мысленно упрекнула себя в том, что всерьез думаю о странной вакансии.
Отложив газету, собрала скудные пожитки в потрепанный саквояж, с которым заявилась в столицу три недели назад и с которым я собиралась вернуться обратно – с позором и смирением.
Легла в кровать и попыталась уснуть. Бесполезно. Душу грызло отчаяние, а стук сердца отдавался в ушах, подобно набату. Комнату наполняли и другие звуки, которые еще больше будоражили сознание и усиливали тревогу.
За стеной слева надсадно кашлял и бормотал сосед -- бывший фабричный мастеровой. Два дня назад он лишился работы, потому что хозяева фабрики заменили его и сотню других честных трудяг новейшим магическим механизмом.
Из комнаты соседки справа раздавался пьяный смех и непристойные выкрики. Килии сегодня повезло – удалось подцепить клиента на всю ночь. Госпожа Резалинда не возражала, когда веселая девица приводила гостей, лишь бы та не забывала сунуть ей утром пару зеленых купюр за причиненное неудобство.
С улицы донесся мерный стук копыт конной полиции и отчаянная брань нарушителя, которого волокли в участок. Уже утром он понесет наказание: судебный триумвират при полицейском управлении рассмотрит его преступление и маг-экзекутор лишит несчастного нескольких лет жизни – а то и направит на алтарь верховных теургов. Свежие жертвы требовались постоянно, и в столице с правосудием не затягивали.
Жизнь в бедных предместьях столицы была тяжелой. Нищета, отчаяние и серый дождь с утра до ночи.
Утром поднялась, когда серый сумрак за окнами едва начал светлеть. Подошла к окну – и отпрянула. Прямо у входа стоял бледный человек в длинном сером одеянии и широкополой шляпе. Он крутил во все стороны головой, пытаясь заглянуть в окна.
Человека узнала сразу – это был просветленный Освальд, старший сын старейшины Уго. Нет никаких сомнений – именно он допрашивал вчера привратника Эофима, пытаясь найти меня.
Увидев Освальда, я одновременно испугалась и обрадовалась. Было приятно видеть знакомое лицо – пусть это даже была одутловатая, невыразительная физиономия ханжи и доносчика Освальда. Он был на пару лет старше меня; в детстве мы не раз играли вместе. Посланец из Олхейма напомнил мне о спокойной, защищенной жизни, которую я когда-то вела в Общине, пока все не изменилось.