Помощник
Шрифт:
— Валяй!
Фрэнк кивнул на игроков за соседним столом.
— Пошли во двор, — сказал Уорд. — Мне тоже надо с тобой поговорить.
Они вышли через черный ход в небольшой, стиснутый домами двор. У одной из стен стояла деревянная скамья. Над дверью была ввинчена тусклая лампочка.
Уорд сел на скамью и закурил сигарету. Фрэнк тоже закурил, достав сигарету из своей пачки. Он выпустил клуб дыма, но не почувствовал удовольствия от курения и отбросил сигарету.
— Садись, — сказал Уорд.
Фрэнк сел на скамью. «Даже
— Ну, чего тебе? — спросил Уорд, беспокойно шаря узкими глазками.
— Мне нужен мой пистолет. Где он?
— Зачем?
— Я хочу бросить его в море.
Уорд фыркнул.
— Ты что, опупел?
— Я не хочу, чтобы ко мне пришли и спросили, был ли у меня пистолет.
— Ты же говорил, что купил его с рук.
— Да.
— Ну, так он нигде не зарегистрирован, чего ты дрейфишь?
— Если ты его потеряешь, — сказал Фрэнк, — они и без регистрадии пронюхают, чей он.
— Не волнуйся, не потеряю! — сказал Уорд; он бросил сигарету и вдавил ее в грязь. — Я его тебе верну, когда мы обтяпаем дельце, о котором я хотел с тобой поговорить.
Фрэнк взглянул на него.
— Что за дельце?
— Карп. Я хочу его обчистить.
— Почему Карп? Есть винные лавки и побольше…
— Этот сукин сын давно у меня в печенках сидит, да еще его пучеглазый Луис! Когда-то, мальчишкой, я малость тискал девчонок, только и всего; а Карп доносил моему старику, и тот меня каждый раз порол.
— Они ведь тебя узнают.
— Бобер-то не узнал! Я закрою лицо платком и сменю костюм. Завтра же пойду и найму машину. Твое дело — только править и ждать, пока я все сделаю.
— Лучше держись подальше от этого квартала. Кто-нибудь тебя все-таки может узнать.
Уорд задумчиво почесал себе грудь.
— Ясно! Уговорил. Ладно, найдем кого-нибудь другого.
— Только не меня.
— А если подумать?
— Нет, с меня хватит.
Уорд был раздосадован.
— Как только я тебя увидел, я сразу смекнул, что ты хочешь завязать.
Фрэнк не ответил.
— Не строй из себя святую невинность, — сердито сказал Уорд. — Мы с тобой одной веревочкой связаны — ты и я.
— Знаю, — сказал Фрэнк.
— Я его треснул, чтобы не валял дурака и говорил, где остальные башли.
— У него ничего нет. Это бедная, дерьмовая лавчонка.
— Ну да, кому и знать, как не тебе!
— Что ты имеешь в виду?
— Чего виляешь? Я же знаю, что ты у него работаешь.
У Фрэнка перехватило дыхание.
— Ты что, Уорд, следишь за мной, что ли?
Уорд улыбнулся.
— Я шел за тобой в тот вечер, когда ты здесь был. Ну, и узнал, что ты работаешь на этого жида и живешь у него на птичьих правах.
Фрэнк медленно поднялся.
— Когда ты его ударил, мне стало жаль его. Потому-то я вернулся туда и помог ему, когда он попал в беду. Но я там долго не останусь.
— Очень мило с твоей стороны. Ты,
— Я положил их в кассу. И сказал хозяйке, что в тот день было много покупателей.
— Никогда не думал, что я свяжусь с таким придурком от Армии Спасения.
— Я сделал это, чтоб совесть не мучила, — сказал Фрэнк.
Уорд встал.
— Врешь! Дело тут не в совести.
— А в чем же, по-твоему?
— Кое в чем другом. Говорят, эти жидовочки хороши в постели.
Фрэнк ушел, так и не получив своего пистолета.
Ида пересчитывала деньги, а рядом сидела Элен.
Фрэнк стоял за прилавком и чистил перочинным ножом ногти, ожидая, когда они уйдут, чтобы закрыть лавку.
— Я, пожалуй, приму перед сном горячий душ, — сказала Элен матери. — Сегодня вечером что-то очень холодно.
— Спокойной ночи, — сказала Ида Фрэнку. — Я оставила в кассе пять долларов на утро.
— Спокойной ночи, — ответил Фрэнк.
Ида с Элен вышли через боковую дверь, и Фрэнк слышал, как они поднялись по лестнице. Он запер лавку и прошел в заднюю комнату. Полистал свежий выпуск «Ньюс», но что-то беспокоило его.
Отложив газету, Фрэнк вернулся в лавку и постоял у двери, прислушиваясь. Затем он открыл замок, включил свет в подвале и, притворив за собой дверь, чтобы свет не проникал наверх, осторожно спустился вниз.
Там обнаружил узкую шахту грузового лифта, который когда-то поднимал ящики с продуктами; лифтом давно уже никто не пользовался. Фрэнк отодвинул покрытый пылью ящик и заглянул в вертикальный колодец, уходящий под самую крышу. Там было темно. Ни у Ника Фузо, ни в окне ванной комнаты Боберов не было света.
Фрэнк пытался бороться с искушением, но вскоре сдался. Он втиснулся в шахту и взобрался на лифт. Сердце у него колотилось так, что и сам он весь трясся.
Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что окно ванной — всего в двух футах над его головой. Он пошарил го стене и обнаружил на ней узкий карниз, который опоясывал всю шахту. Фрэнк подумал, что, может быть, на этот карниз не трудно взобраться, и тогда он сможет заглянуть в ванную.
«Но если ты это сделаешь, — сказал он сам себе, — ты потом будешь мучиться».
Он обливался потом, и воротник рубашки был совсем мокрый, однако мысль о том, что он может там увидеть, возбуждала, подхлестывала его и толкала вверх.
Перекрестившись, Фрэнк ухватился за тросы лифта и подтянулся, молясь, чтобы тросы не очень скрипели.
Над его головой зажегся свет.
Затаив дыхание, он съежился, вцепившись в тросы. Затем окно ванной с треском захлопнулось. Какое-то время он не мог пошевелиться, он совсем обессилел. Фрэнк испугался, что может отпустить трос и упасть, и еще подумал о том, что будет, когда Элен откроет окно ванной комнаты и увидит его, лежащего бесформенной грудой на дне шахты.