Помутнение

Литэм Джонатан

– Мой сотовый здесь работает. Так что Кит нас найдет, если, конечно, проснется…

– Чудесно. Мы можем дойти до Лау-Па-Сат [26] и купить там еды с лотков. Или же, если хотите, можем двинуться в противоположном направлении, к Орчард-роуд [27] .

– Он сказал, что вы обещали устроить нам тур по подпольным заведениям, уж не знаю, что входит в это понятие.

– Надеюсь, я не ввел его в заблуждение. Честно говоря, если сравнивать с Таиландом и Шри-Ланкой, вы будете ужасно разочарованы

здешней подпольной жизнью.

26

Центральный городской рынок с большим фуд-кортом.

27

Орчард-роуд – торговая улица, где расположены фешенебельные рестораны и дорогие бутики.

– Ни злачных мест? – насмешливо спросила она. – Ни запретных оргий с жевательной резинкой? [28] Ничего такого?

– В «Орчард-плаза» имеется магазин презервативов. Еще тут есть массажные салоны, но вы вряд ли проделали такой долгий путь ради того, чтобы испытать удовольствие от хорошей концовки, не так ли?

– О, кто же откажется от удовольствия хорошо кончить? – произнесла она загадочно, но игриво.

Бруно снова мотнул головой в сторону «Раффлз».

28

Героиня иронически намекает на широко разрекламированный запрет на жевательную резинку в Сингапуре.

– Поздно заснули вчера?

– Он что-то там стонал про ранний восход солнца и нахлобучил подушку на голову.

– А, выходит, вы без меня прошлись по злачным местам? Или это Кит прошелся?

– Нет. Он всю ночь просидел в номере и выдул весь «Ред Булл» из мини-бара. Играл в интернете в триктрак с компьютерами и людьми, а потом спорил на игровых форумах с полуночниками из разных стран по поводу стратегии. За восемь или девять часов он создал свое второе «я» – игрока в триктрак. Образ получился до странности типичный. Он разбудил меня в два часа ночи и стал уговаривать сыграть с ним, сказал, что, мол, разобрался во всех тонкостях. Ясное дело, я послала его куда подальше. Но он явно лелеет надежду сразиться с вами.

– В интернете за восемь или девять часов об игре в триктрак можно узнать все, за малым исключением – как обыграть такого профи, как я.

– Скажите это Киту – ему понравится!

– Я не сажусь играть меньше, чем по пятьсот сингапурских долларов за очко.

Бруно и сам не понял, зачем он так задрал планку. В последнее время он нередко играл по куда более низким ставкам. За пятьсот долларов, подумал он, Столарски предложил ему купить Тиру на ночь.

– Ну, он может себе это позволить. – А теперь ее сардонический тон в кого был нацелен? Бруно так и не понял. – По такой ставке вы играли вчера? Кит сказал, у вас был поединок с азиатским Эдгаром Гувером.

– Моя игра вчера не состоялась.

То ли напуганный видом странной американской пары, то ли по какой-либо иной, неизвестной, причине, Ик Тхо Лим направил к Фальку эмиссара с извинениями, попросив перенести сражение на более поздний срок.

– Мне жаль это слышать. Боже, ну и жарища! Это уже наша пятнадцатая страна, и я, честно говоря, исчерпала

желание гулять на таком жутком солнцепеке. Я не прочь выпить кофе со льдом.

Он все же неверно истолковал намерения Тиры, несмотря на ее стремление покинуть отель. Возможно, она думала, что он заедет на машине.

– Поймаем такси, – поспешил он ее успокоить. – Свожу вас на рынок. На это стоит посмотреть.

Они пересекли Брас-Баса-роуд, к шеренге других отелей, где поймать такси было нетрудно.

– Полагаю, когда я окажусь в тени, у меня пробудится аппетит. Не обижайтесь, но если не знать, где мы, то я бы подумала, что иду по Лос-Анджелесу, представляете? – Она обвела рукой ряд почти игрушечных небоскребов и, подойдя поближе, кивнула на пустую узкую мостовую, окаймленную деревьями с чахлыми кронами.

– Я не в обиде. – Он вспомнил, что символизирует Лос-Анджелес для обитателя Северной Калифорнии: отвратительный апофеоз интеллектуальной пустоты и дурного вкуса, где пешком ходят только уборщицы-мексиканки. Патриоты Сан-Франциско и окрестностей были убеждены в превосходстве своего стиля жизни. Но для Бруно оба конца штата казались почти одинаковыми.

– Не стану оспаривать вашего мнения о Сингапуре. Я и сам его невысоко ставлю.

– Тогда в чем его притягательность? В том, что «девушки дешевы, а юноши еще дешевле»?

– Я не знаю расценок ни на тех, ни на других. В Сингапуре мне нравится то, как мало он интересуется мной. Он горд тем, что говорит на трех или четырех официальных языках, что здесь сложилась смесь разных культур и так далее, но, по правде сказать, он абсолютно безвкусный.

– Хотите УЖО-жвачку?

– Жвачку? – И он вдруг ощутил иррациональный, неимоверный приступ панического страха, как будто Кит Столарски и Тира Харпаз в качестве двух агентов под прикрытием были подосланы к нему с каким-то тайным заданием.

– Ага, УЖО-жвачку. Уже жеванную и облизанную. Простите, сама не знаю, что в голову лезет. Я читала в путеводителе, что здесь запрещена жевательная резинка, а вы напомнили мне старую штуку из летнего лагеря в Сономе, года эдак восемьдесят восьмого.

– А, безвкусная, потому что жеваная, понятно.

– Вы от кого-то скрываетесь?

– Да, так, чтобы меня все видели.

– Тогда что вас тут держит?

– Да ничего. Вы встретили меня здесь просто потому, что никакой другой город мира меня не держит.

– О, мое собственное турне теперь выглядит довольно многообещающим! – воскликнула она с шутливым негодованием.

– Можем где-то присесть и поболтать. Я бы не возражал. – Произнеся эти слова, Бруно невольно удивился. Он свернул влево, увлекая ее за собой, ко входу в «Свиссотель». – Сюда! Нам вызовут такси на ресепшене.

– Хрен с ним, с такси. Пойдемте обследуем их бар. Мне не нужно горячительное, мне нужен кондиционер.

Войдя внутрь, они примостились в пустом уголке авангардно оформленного вестибюля «Свиссотеля» и заказали у скучающей официантки кофе со льдом. От единственного занятого диванчика доносилось жужжание невнятного разговора – там что-то обсуждали японцы-бизнесмены. Тира отправила Столарски эсэмэску, сообщив, где они, потом положила смартфон на столик между ними в ожидании ответа, но экран гаджета так и остался темным. Бруно откинулся на спинку диванчика, приятно расслабившись, немного возбудившись и как бы качаясь на мягком облачке беззаботности.