Помутнение
Шрифт:
«Знаю: я играл как последний болван». Бруно направил Кёлеру мысленный луч, хотя едва ли в мире нашелся бы менее подходящий кандидат для восприятия телепатического дара Бруно, который, впрочем, он давненько не практиковал. Кёлер был неуязвим в святилище своего «я». «По правде сказать, я старался вам подыгрывать. Но кости всячески мне препятствовали. Вы им не слишком нравитесь».
Проигрыш с двойным счетом – «гаммон» – довел общий долг Кёлера до тридцати шести тысяч. Но Бруно не допускал мысли, что тем самым нанес богачу существенный урон. Его бы не удивило, узнай он, что граммофонные раритеты в коллекции Кёлера обошлись тому в половину этой суммы. Тем не менее это был первый удачный вечер Бруно за последние два месяца.
Результат игры был слишком хороший – причем все случилось чересчур быстро. За ту кучу денег, которую он вытянул из немца сегодня, он должен подарить Кёлеру минутку удовольствия, некий утешительный приз, проблеск надежды в качестве компенсации за столь катастрофический разгром. Сложившаяся ситуация обнажила наименее приятную сторону профессии Бруно. В такие моменты он становился своего рода куртизанкой. Юношей-гейшей, готовым сделать клиенту полный массаж тщеславия – перед тем, как преспокойно исчезнуть с добычей. Красота игры в триктрак заключалась в ее честности. В отличие от покера тут не было ни скрытых карт, ни блефа. Но в связи с тем, что в игре используются кости, триктрак также отличается и от шахмат: никакой гений игры не может предугадать двенадцать или тридцать ходов заранее. Каждая позиция в триктраке была уникальной, существующей только в данный момент ситуацией, обреченной на то, чтобы никогда не повторяться, и в таких ситуациях возможность обмана сводилась к нулю. Каждый новый бросок костей создавал новую ситуацию. Единственный подлинный инструмент рискованной игры – удваивающий ставки кубик – служил выражением чистой воли. Но теперь, чтобы вновь завлечь немца в игру и хоть как-то продлить приятный вечер, Бруно нужно было проявить свой театральный талант.
– Вы потеряли запонку! – сказал Кёлер.
– Уронил на пароме… или в электричке.
Бруно вдруг ощутил невыносимую усталость. Он приехал сюда, имея в запасе то, что могло бы стать достаточной форой: полосу невезения, почти пустые карманы, помутнение в глазах, пугающе похожее на темный туннель, к которому он приблизился и куда, очень может быть, скоро провалится. Чем еще он мог соблазнить богача, чтобы тот согласился вновь сесть с ним за доску? Играть с завязанными глазами? Если бы он мог бросать кости во сне, Бруно с превеликим удовольствием прижал бы голову к высокой мягкой спинке стула. Испив сполна горькую чашу неудач в Сингапуре, он снова оказался в выигрыше, и это должно было бы его взбодрить. Однако победа лишь ввергла Бруно в объятия усталости, больше похожей на отчаяние. Он глотнул скотча, вообразив, что спиртное ударит в голову и удалит мутное пятно, как это делает растворитель с пятнами грязи на мебели.
– Флетчер Хендерсон, – произнес Кёлер, стоя спиной к Бруно: он менял пластинку на граммофоне.
– Угу, – отозвался Бруно, расставляя фишки на исходные позиции.
– Может быть, повысим ставки?
Бруно пожал плечами, скрывая удивление. Не стоит быть наивным. Если немец и впрямь не уязвлен столь крупным проигрышем, это лишь значит, что по-настоящему большие деньги, которыми Бруно не суждено обладать, поистине неисчислимы. Поскольку Бруно не мог, извинившись, покинуть эту комнату, он мог, по крайней мере, взбодриться, развеять усталость и попытаться нащупать тот предел проигрыша, который Кёлер не был готов перейти, чтобы наконец стереть с губ богача его змеиную улыбочку.
– Удвоим? Утроим?
– Повысим в пять раз.
Бруно кивнул. В это мгновение воздух в комнате стал как будто наэлектризованным.
– Мистер Кёлер, позвольте узнать, каким бизнесом вы занимаетесь? Эдгар об этом умолчал, когда направил меня к вам. – Бруно пришел к выводу, что основой этого сплава показной роскоши,
– Зовите меня просто Дирк, пожалуйста. А я могу ли звать вас…
– Александер.
– Александер, вы смотрели телевизор в 1989 году, когда ломали Antifaschistischer Schutzwall? [9]
– Простите…
– Berliner Mauer [10] , – уточнил Кёлер, улыбаясь во всю ширь рта. – Стену.
– А, ну да.
– Ну, не смущайтесь. Многие немцы, которые не выбежали тогда на улицу с кайлом или паяльной лампой, сидели на диване и смотрели телевизор – кроме меня. Я говорил по телефону! – Кёлер снова сел за стол и, бросив кость, получил право первого хода, так как ему выпало 6–4. Начал он, как обычно, бросив кубики на домашнее поле.
9
Антифашистский оборонительный вал (нем.). Официальное название Берлинской стены в ГДР.
10
Берлинская стена (нем.).
– Я тогда был связан с консорциумом акционеров, которые какое-то время скупали то, что многие считали не имеющими никакой ценности активами, – права собственности на землю в разных районах вдоль Стены.
– Недвижимость. Так вы девелопер, – Бруно бросил кости, не задев незащищенные фишки Кёлера. Он пошел своими задними фишками, решив для разнообразия как можно быстрее выдвинуть их вперед. Возможно, ему следовало бы проиграть эту партию, хотя сдавать дебютную игру после повышения ставок очень не хотелось.
– Да, можно и так сказать. Девелопер.
– Значит, это вы построили там эти дома?
– Забавно, но между восточным периметром и знаменитой Стеной западного воображения, покрытой граффити, лежали тысячи и тысячи квадратных метров.
Бруно намеревался слегка польстить Кёлеру, заставить немного рассказать о себе и о своем состоянии, от которого сегодня вечером он откусит кусочек. Но Кёлер, было видно, пришел в необычайную ажитацию. Он вещал без запинки, словно читал невидимые субтитры.
– Эти заброшенные участки земли были сплошь утыканы разрушенными постройками, там повсюду тянулись рвы с водой, были расставлены ловушки для перебежчиков, стояли сторожевые вышки – в общем, так называемая ничейная земля. И все это, естественно, на восточной стороне. Правительство считало эту территорию общей. А настоящие владельцы сидели тихо и помалкивали до поры до времени – семейства, которые и в Берлине-то уже не жили, но очень хотели ее продать… Нам потребовались услуги множества юристов! Сам я ничего не построил, у меня нет аппетита к подобному бизнесу, но любому, кто хотел застроить там какой-то участок, рано или поздно пришлось вступить в переговоры со мной и моими партнерами.
– То есть вы сорвали куш.
– Со Стеной? Да! Я и мечтать не могу о второй такой удаче. Но у меня есть способы продолжать извлекать прибыль. В этом городе уделяется особое внимание защите прав арендаторов и сквоттеров и привилегиям отдельных районов оставаться в состоянии мемориальной разрухи. Мало кто обладает искусством терпения: это ведь очень медленная игра. Но знаете ли, даже могилам со временем приходится уступать место для новой застройки.
– Вы имеете в виду городскую реновацию.