Помяни черта!
Шрифт:
— Но я еще… не поела!
— Император настаивает…
— Прекрасно! Пусть и далее настаивает, авось настоится то, что он настаивает.
— Галина!
— Ой, да прекратите орать. Я знаю, как меня зовут, а вот как к вам обращаться…?
— Первый граф-рыб империи Гарвиро Тавериль Тио Стук
— Аааа, Стук. — Протянула я с ехидцей, глядя в его надменную рыбью морду. — Стучите императору постоянно или время от времени постукиваете?
— Для вас Тавериль Тио Стук. — Прорычал рыб.
— Значит постоянно. — Я поднялась и отряхнула крошки
— И как продвигаются работы по восстановлению вашей тайной тюрьмы? Тереха разгромила все или что-то еще осталось?
— Ты! Ты…! — граф-рыб, выпучивший глаза от злости, вдруг перевел взгляд на поднявшихся с пола зелена и амура. — Ты-тысячу лет его владельцам придется восстанавливать. Пойдемте.
— Только если меня будут сопровождать мои помощники. — Пролепетала я. — Чувствую себя неважно, знаете ли… четырехдневное заточение далось с трудом.
— Они пойдут с вами. — Зло заверил рыб, в чьих интересах явно было закопать меня под ближайшим кораллом или скормить еще одной многолапистой океанической зверушке.
— Ой, прям нет веры здешним обитателям… — пролепетала я, выходя к рыбу в коридор. Оглядываюсь на хмурых Донато и Сооррского и, подмигнув им, сладким голосом добавляю. — Интересно, что первым оторвет похитителю Ган? А еще интереснее, как быстро оставшееся зажарит Люц?
От граф-рыба ни звука, но сердцем чую, прислушивается гад.
— И долго ли они будут гадать, что на мне до сих пор ваша роба, — обратилась я к Тио Стуку, который плывет впереди и, судя по активно хлопающим жабрам, медленно звереет. — Хотя, если подумать, им обоим должно быть известно, кому именно принадлежала та далекая тюрьма…
— А вот и нет! — просиял Стук и, ткнув в меня плавником, дал короткий указ. — Переодеть.
Ну что сказать… Мне тут же стало понятно, что в Гарвиро все пожелания высокопоставленных рыб приравниваются к закону, который мгновенно приводится в исполнение. Я не только прикрыться не успела, или дать отпор, но даже пискнуть: «клешню убери!» как оказалась в чешуйчатом белом платье с красными плавниками и воротником, пышной юбкой из удивительной тонкой ткани с россыпью мелких жемчугов.
Здешние рыбки плоскодонки, поэтому мою немалую грудь оценили все присутствующие. Правда, вкусы у них разные, так что в сонме семнадцати громких и брезгливых: «Ну и страшенная!» потонуло три четко произнесенных восклицания: «Прекрасно выглядишь!», «Галочка, восхитительна!», «И это все достанется Нардо?!»
— Да, именно ему, как только выберемся, — сообщила я улыбчивому зелену с непомерным либидо.
— Даже не облизывайся, — предостерег его подошедший Себастьян и что-то тихо произнес. Соорский мрачнеет на глазах:
— И что, до сих пор?
— А ты думаешь, почему ее с такой легкостью отправили назад.
11
И я, гордо вскинув голову, расправляю плечи
Тех, кто дожил до преклонных лет, было очень и очень мало. И для того чтобы это понять на надписи, что вслед за портретами уходили под 7-метровый потолок, смотреть было не обязательно. Хватало взгляда на портретную проекцию.
Те, что живы, просто движущееся изображение с дергающимися плавниками. А те, что осыпались прахом на дно, отображаются иначе. Так, что вся их жизнь прокручивается в ускоренном варианте: появление на свет из икринки, младенчество, юность, взросление, старость и смерть… И большинство из них ушло на этапах юность и взросление. Жутко, но более чем информативно.
Но удивило меня не это. От Вад Гаяши вниз шло три ответвления, а от Ган Гаяши девять.
— Девять?!
— Галь, что тебя так удивило?
— У Глицинии девять детей!
— Да… — вздохнул Себастьян. — Ты, наверное, еще не знаешь, но у Нардо семья тоже большая.
— Насколько большая? — спросила я, оглядывая вполне себе милое потомство рыба императорских кровей. Все-таки хорошо, что он на демонессе женился, хоть какое-то разбавление кровей. Иначе были бы все детки такими же безобразищами аморальными, как и папаня. Подняла глаза выше и остановилась напротив портрета одного из умерших рыб.
— Тринадцать.
— Ни хре…!
— Галя! — взвыло, сопровождающее меня трио.
— Все, молчу-молчу.
Я-то молчу, а столько всего сказать хотелось… Например, что смотрю я сейчас на брата Гана — рыба бело-рыжего окраса, почившую на этапе взросления и точно знаю, что видела его живым и невредимым. Я обернулась к граф-рыбу и указала на портрет второго брата. Кстати, почившего самостоятельно в преклонном возрасте. — Это кто?
— Лерт, старший брат императора. Умер.
— А это что за кошмар? — я указала на Императорское монстрюжище и задумчиво протянула, — безобразище.
— Восьмидесятый император Гарвиро Ган Гаяши, до сих пор ожидающий вас в зале! — вспыхнул граф-рыб.
— Аааа, я-то думаю, что за морда знакомая… — и указываю на третьего брата живого рыба, которого здесь похоронить решили.
— А это?
— Ублюдок! — выплюнул Стук.
— Понятненько. Он вам денег должен, что ли? — жабры у Стука вновь часто-часто захлопали от перенапряжения.
— Это Фило, внебрачный сын прошлого императора Вад Гаяши. — Пояснил Себастьян, стоящий за моей спиной. — Погиб во время смены течений.