Понимание
Шрифт:
– Привет, нечетный, – робко улыбается мне ребенок. – А ты Аленку не видел?
И вот тут я застываю, потеряв дар речи. Я просто не понимаю, как правильно ответить, чтобы не напугать ее еще сильнее, но в этот момент незнакомка просто теряет сознание, поэтому капсула реагирует сама, отсекая ее от меня.
Но почему «нечетный»?
***
– Все-таки почему «нечетный»? – недоумеваю я за обедом.
– Все выяснится, – вздыхает тетя Лиля. – Сюда Витя идет, у него и медотсек получше, и опыта побольше, только проблема
– В чем? – интересуется дядя Ли.
– Малышка, которую зовут Катя, боится любого взрослого, – объясняет она. – Совершенно любого, без исключений. Даже подойти невозможно, не то что… И слово «наш» для нее ничего не значит. Так что как с его мамой, – она кивает на меня, – не выйдет.
– Значит, мне нужно с ней общаться, – понимаю я, кивая, потому что меня же девочка нормально восприняла. – Что у нее с руками?
– У нее со всем очень нехорошо, – отвечает мне тетя. – Она не менее восьми лет провела в условиях отсутствия гравитации.
У меня сейчас волосы дыбом встанут! Это просто невозможно, очень жестоко и совершенно непонятно. В этом районе восемь лет… да не может такого быть, ребенка бы искали! Или я чего-то не знаю, кстати, чего-то связанного с Аленкой. Надо спросить старших, они совершенно точно объяснят.
– Тетя Лиля, а как так? – нахожу в себе силы сформулировать свой вопрос.
– Аленка ее во сне видела, – вздыхает тетя, которая на деле бабушка, но в нашей семье… так принято, в общем. – Девочка о себе знает очень немного, но одно понятно: не просто так она болталась неизвестно где.
– Она боится всех взрослых, причем подсознательно, – замечает дядя Ли, читающий в этот момент с коммуникатора. Видимо, отчет квазиживой пришел. – При этом сердце ее себя ведет так, что нам приближаться просто опасно, а «Панакею» сюда в текущих условиях нельзя.
Я киваю, потому что инструкция на этот счет тоже имеется. Госпиталь мобильный в условиях непонятно чего – так себе решение. Значит, накрылась наша экспедиция, раз дед сюда летит. У него боевой корабль, так что, видимо, планируются приключения, к которым меня просто не допустят.
– Я тогда в медотсек пойду, посижу с ней, – решаю я. – Проснется еще, испугается…
– Правильно, Сережа, – кивает тетя Лиля. – Ты молодец.
Молодец или нет, но идти надо, потому как сейчас дядя Ли разбирается с теми сведениями, что есть на борту корабля ребенка, и мне заняться просто нечем. А малышка Катя, воспринимаемая мною именно малышкой, и непонятно, отчего так, может испугаться кого угодно. Вот то, что у нее страх подсознательный, в разы хуже, потому как означает не самые лучшие вещи. И учебник по психологии почитать еще надо, а то сказану чего-нибудь не того…
Закончив с обедом, поднимаюсь с места, чтобы двинуть в медотсек. Очень многое непонятно с Катей, на самом деле, но подробностей я не знаю, поэтому просто пытаюсь представить, с какого корабля могла бы быть девочка. Ничего не представляется,
Лифт выносит меня на уровень медицинского отсека, но в голову так ничего и не приходит. Деда действительно не хватает. У папы-то опыта просто такого нет, а вот дед… Недаром он во Флоте служит, так что, наверное, понимает, в чем тут дело. Вот и медотсек. Помаргивает желтым огоньком медицинская капсула аварийного комплекта, внутри нее девочка с очень тонкими руками и ногами и относительно широкой грудной клеткой. Это все, что можно увидеть за затуманенной крышкой капсулы.
Взяв стул, сажусь рядом с капсулой, разглядывая Катино лицо, выглядящее неподвижным. Но аппаратура показывает, что она жива, значит, так оно и есть. Вдруг глаза девочки широко раскрываются, в первое мгновение она явно пугается, но, увидев меня, успокаивается. Значит, я для нее неопасный. Интересно, как она это определяет?
– Привет, – говорю ей, зная, что в капсуле все отлично слышно. – Тебе пока нельзя вставать, только не пугайся, пожалуйста.
– Аленка говорит, – доносит до меня ее голос капсула, – что бояться здесь некого, но я пока только тебя не боюсь, нечетный.
– А почему «нечетный»? – удивляюсь я.
– У тебя эта штука болтается, значит ты нечетный, – совершенно непонятно объясняет она. – А у меня нет этой штуки, а есть дырочка, значит, я четная!
Тут до меня доходит: она о первичных половых признаках говорит, значит, получается, четные – девочки, а нечетные – мальчики? Ой, что-то мне не нравится…
– А тут нет хозяев? – еще тише спрашивает Катя, и в глазах у нее моментально появляется страх. – А то меня в измельчитель кинут…
Мне становится нехорошо, потому что, наслушавшись рассказов старшего поколения, я понимаю, что именно она сказать хочет. «Измельчитель», скорее всего, означает убийство. А вот за что ее убивать, я сейчас попытаюсь узнать. Интересно, кого она называет «хозяевами»? Если взрослых, то проблема очень большая, просто огромная, ибо у меня медицинские знания только в рамках общей программы.
– Здесь нет хозяев, – спокойно отвечаю я. – А за что тебя в измельчитель?
– Я сломанная, – опять не слишком понятно объясняет она. – Меня хотели уже, но семнадцатый кинул меня куда-то и сделал так, что я улетела, а робот не мог меня в измельчитель, потому что его там не было.
– Ты не сломанная, – качаю я головой. – И никаких «хозяев» у тебя точно нет, поэтому больно больше никогда не будет.
– Ты врешь, наверное… – грустно говорит она, тихо всхлипнув. – Успокаиваешь, да? Только я давно смирилась, потому что устала уже.