Понять. Поверить. Простить
Шрифт:
Максим долго молчал. Это молчание стало угнетать. И Эле вдруг стало тревожно. Какой-то панический страх сковал все внутри.
— Где он, — тихо, с затаенным в голосе страхом спросила она.
— Эль, — наконец ответил Макс каким-то упавшим голосом. — Он уехал.
— Как уехал, — непонимающе прошептала Эля, — КУДА?
Тихий ответ Макса словно нож полоснул по душе:
— Он вернулся в Германию.
Глава 14
Глава 14.
Он вернулся в Германию. Эти четыре слова
Я сидела на ступенях в подъезде возле квартиры, где мы были так счастливы. Я сидела и молча плакала. От потрясения у меня даже не было сил произнести хотя бы один звук. В бессилии я закрыла ладонями глаза, а губы все беззвучно шептали: "Этого не может быть… Не может быть… Так не должно быть…"
До меня донесся голос Макса — я забыла отсоединиться.
— Эля, ты где? — пытался он дозваться до меня. — Давай я приеду…
— Нет, не надо. — Я сейчас ни с кем не хотела общаться.
Отключила мобильный совсем. И вышла на улицу. Тревожные предчувствия не обманули. Я поняла, что это конец. Нет, он не уехал в командировку, как раньше, — он уехал насовсем. Я поняла это по виноватому голосу Макса. Он уехал… Господи, он уехал и ничего мне даже не сказал… Ничего не оставил, чтобы хоть как-то объяснить.
Я шла по улице, совершенно не разбирая дороги. Глаза уже опухли от беспрестанно стекающих слез — все вокруг сливалось в одно разноцветное пятно. Я даже совершенно не слышала звуков, раздающихся вокруг. Мне казалось, что мир умер. Да, мир умер — мой внутренний мир.
А когда-то ты говорил мне: "Моя". И я плавилась в твоих руках от одного только этого слова. Одно слово — а сколько в нем смысла. Или это только я хотела видеть тот смысл. А для тебя это ничего не значило.
"Милая моя, я хочу быть с тобой. Если это зовется любовью — значит я люблю. Тебя." Эти слова снова и снова всплывали в голове. Я словно мазохистка мучила саму себя воспоминаниями, но никак не могла остановиться.
Бессмысленно бредя по улицам Москвы, я вдруг обнаружила, что пришла на набережную Москвы-реки именно в то место, где Стас подарил мне палантин и впервые поцеловал меня.
Нет, я точно мазохистка — я прошла все улицы, по которым мы с ним любили гулять.
Домой я вернулась, когда на улице стемнело.
В дверях сразу возникла мать.
— Где ты шлялась? Ты на часы смотрела?
— Извини, мам. Я больше не буду.
Я побрела в свою комнату, но мама следовала за мной с нравоучениями. Внезапно появившийся в коридоре отец сразу осек ее.
— Кристина, хватит.
Мама резко обернулась к нему.
— Знаешь что, воспитывай ее сам, если знаешь как лучше. — С этими словами она развернулась и ушла к себе в комнату. До нас донесся звук громко хлопнувшей двери.
— Эля, давай поговорим. — Отец вплотную подошел ко мне и, приподняв к себе мое лицо, внимательно осмотрел. — Пойдем в твою комнату.
Меньше всего мне сейчас хотелось с кем-либо разговаривать.
Тихо прикрыв за собой дверь, отец усадил меня на кровать, а сам сел на корточки напротив меня.
— Дочур, что случилось?
— Ничего.
— Не замыкайся, расскажи мне. Я хочу тебе помочь.
Как же — помочь! Ты уже помог мне. Целых два раза: в первый раз — отпугнув Макса, второй — спрятав меня от Стаса. Но я продолжала упорно молчать, опустив глаза в пол.
Он присел рядом со мной на кровать и обнял за плечи.
— Ты пойми, мы волнуемся. Ты ушла, никого не предупредив. Дозвониться до тебя невозможно. И вернулась вон как поздно.
— Прости, пап, я больше не буду, — совершенно не хотелось выяснять отношения. Мне хотелось, чтобы меня поскорее оставили в покое.
Так ничего и не добившись от меня, отец ушел. А я легла на кровать и вернулась калачиком: сегодня я точно не усну, а плакать уже не смогу — слез не осталось.
Последующие несколько дней я все-таки пыталась дозвониться до Стаса, но всегда натыкалась на равнодушный механический голос: "Абонент временно заблокирован".
Я отправила кучу электронных писем на его почту, но так ни разу и не получила ответ. И с каждым прошедшим днем я все больше и больше понимала, что уже навряд ли когда-нибудь его получу.
Две недели спустя.
Я загнала себя до предела. Говорят, чтобы заглушить боль, нужно работать. И я работала — работала как вол, как ломовая лошадь. Работала, лишь бы не думать. У меня совсем не было свободной минуты: я успевала заниматься срочными заказными переводами, вечером я неслась на занятия по танцам (то на свои собственные, то преподавать другим). Домой я приходила как выжатый лимон, причем не только в физическом плане, но и в эмоциональном. Я потеряла интерес ко всему. Друзья стали шарахаться от меня, говорили, что у меня потухли глаза и я стала похожа на привидение.
Света каждый день звонила мне, пытаясь поддержать. Она сразу мне сказала, что никакой информацией об отъезде Стаса не располагает. И я ей верила. У нас всегда были доверительные отношения (то, что она не рассказала мне о причинах нашего расставания с Максом не в счет). Сегодня она буквально вытащила меня на улицу, оторвав от важного заказа. Но я не возражала — я сама уже чувствовала, что нужно сделать перерыв, глотнуть свежего воздуха.
— Эль, с тобой точно все в порядке? — переживала она. — Ты так осунулась.
— Думаю, все нормально. Это просто усталость.
— Может не стоит так себя загонять. Как говорится, работа не волк… Ты лучше мне звони, я всегда к тебе приеду, мы что-нибудь придумаем, куда-нибудь съездим.
Я понимала, что она ждет от меня ответа, но не торопилась отвечать. А что я собственно могла ей ответить, что я утратила интерес ко всему, даже собственным друзьям?
— Не хочу. Да у меня и сил-то нет.
— Да уж откуда им взяться, если ты только работаешь и работаешь. Ты хоть поесть успеваешь?