Поп Чира и поп Спира
Шрифт:
— Четырнадцать, ваше преподобие… Ну ладно — двенадцать, и возьму ещё одного седока, чтобы выручить свои шестнадцать сребров. Может, вы кого подыщете, тогда повезу вас не за восемь, а за шесть!
Задумался преподобный отец и после долгого раздумья, колебаний и торговли наконец согласился. Уступил и Пера, — сошлись на десяти сребрах.
— Ладно! — сказал поп Спира. — Десять так десять, — но уж за эти десять погоняй как надо.
— Не беспокойтесь, — как паровоз!
Спустя час к отцу Спире прибежал Аркадий и застал преподобного уже дома.
— Что хорошего, Аркадий?
—
— Вот те и на! И я его подрядил! Ну, пойдёт теперь потеха!
— Так, значит, вы вместе едете! Как по заказу! Вот здорово! Как нельзя лучше!
— Что ты тут «здорового» нашёл? Как раз и плохо!
— Как раз и хорошо! «Ну, слава богу, — радуется про себя Аркадий, — славно удалась моя затея!» И уже громко добавляет: — Вот именно, здорово получилось!
— Почему?
— А потому, что сейчас вам легко будет добраться до зуба!
— Э, а как?
— Да вот как я всё обдумал… Если тронетесь завтра на заре, приедете в Темишвар к вечеру, и тогда никакой надежды не будет. Вот вы и отправляйтесь не утром, а в полдень, тогда вам придётся заночевать в Ченее у отца Олуи [85] , как его крестьяне прозвали, — у вашего общего с отцом Чирой приятеля… А я скажу Тоцилову, чтоб нашёл отговорку и не запрягал на заре; отец Спира, скажу, сможет выехать только после обеда.
85
Буря (сербск.).
— Ну, хорошо, но всё же я не понимаю… Дальше-то что?
— Так… А теперь скажите, пожалуйста, этот отец Олуя с кем больше дружит, с вами или с отцом Чирой?
— Олуя? Со мной, конечно! Задушевные приятели мы с ним, и с каких пор! С первого класса! Ещё ребятами «вертеп» носили; я изображал царя Валтасара, а он Перу из села Старого Кера. Самый озорной из всей школы! Приятель мой, и ещё какой!..
— Вот это нам и на руку! Коли так, вы можете ему свободно открыться, а открывшись, — постарайтесь, чтобы он вам помог добраться до зуба. Знаете, как случается в дороге… время осеннее, сырость, мрак… человек продрогнет… Ну, за ужином беседа, винцо!.. Да вы уж меня понимаете… Может быть… удобно…
— Но как, каким образом? Он ведь, говорят, бережёт этот зуб как зеницу ока, то и дело щупает, на месте ли. Ну, допустим, доберусь я, а он вдруг хватится, тогда что, а?
— Не беспокойтесь, средство мы найдём! Я обо всём позаботился. Вот вам сверточек. Когда зуб возьмёте, вы чин чином на то же место подсунете вот это, — говорит Аркадий, протягивая крошечный узелок. — Небось по дороге не станет развязывать.
Отец Спира взял узелок, а когда развязал его, разразился хохотом.
— «Се день, его же сотвори господь!..» Аркадий, человече, ты еси паки и паки мой избавитель! Ну, если сейчас выпутаюсь, не забуду тебя во веки веков. Ей-ей, Аркадий, — говорит отец Спира, подняв с довольным видом брови, — ты, ты… форменный мошенник! — И похлопал его ласково по плечу.
— Хе-хе! — сконфуженно рассмеялся Аркадий.
— Но как только, чёрт побери, пришло тебе это в голову? Ведь и в школе ты никакой не учился.
— Хе, — говорит Аркадий и потирает руки этак смиренно, совсем как поп, и втягивает застенчиво
— А ведь зря говорят, — восклицает радостно поп Спира, — «что без попа и вода не освятится»! Если никто другой этого не сделал, так я исправлю. Отныне пускай говорят, «что без пономаря и вода не освятится». А, ладно я говорю? — как сказал бы наш сторож Нича. Что верно, то верно! Правильно заметили наши старики: «Свой своему поневоле брат!»
Глава двадцатая,
в которой описано осеннее путешествие, а также сценка в корчме. В первой половине главы — развлечение, а во второй — поучение; иными словами, в назидание многим читателям нарисована ужасная картина отравленного алкоголем организма
Итак, в среду, около десяти часов утра, в то самое время, когда господин нотариус шёл на службу, из распахнутых настежь ворот Перы Тоцилова выехала запряжённая повозка с добротным верхом, под которым сидел сам Пера. Согнувшись и вытянув шею, он отдавал распоряжения стоявшим во дворе домочадцам, потом перекрестился, обругал грязь и дождь (а дождь лил так усердно, словно молясь о нём по крайней мере неделю, служили попы и ходили додолы [86] ), хлестнул по лошадям и покатил прямо в попову улицу, к дому отца Спиры. Усадив его в повозку и перекрестившись ещё раз уже машинально, видя крестящуюся у калитки матушку Сиду, повернул к Чириному дому и остановился у ворот.
86
Додола — девушка, центральное лицо обрядового действа во время засухи с целью испросить дождя.
— И усы и бороду, — слышится со двора, — всё, всё обрей, наголо обрей вахлаку-деревенщине всё! Пускай люди на него подивятся, как на чудище, как…
И вдруг матушка Перса обрывает речь на полуслове, а отец Чира застывает, ухватившись за тяж и поставив ногу на барку, чтобы взобраться на подводу, — оба точно окаменели, увидев, как отец Спира, закутанный в большую зимнюю шаль своей супруги, подвинулся влево, предоставляя (почёта ради) попу Чире сесть «одесную».
— А-а-а, — тянул, заикаясь, огорошенный отец Чира, — а-а-а, а что это там, а, Пётр? Что это ещё опять за представление?
— Ну, какое же тут может быть представление, прошу покорно? — недоумевает Пера Тоцилов с наивно-почтительным видом, как это умеют делать крестьяне.
— Но, Пера сынок, честно ли это с твоей стороны, скажи сам? Разве не я нанимал подводу, не я дал задаток, а кто-то другой? А? — допрашивает отец Чира, стоя у подводы.
— Ваше преподобие, явите милость, вы подрядили, но и его преподобие подрядил. Оба вы подрядили меня и чин чином, как говорится, дали задаток, чего я, человек бедный, вовек вам не забуду и за что покорно благодарю! Правда, Аркадий подрядил, а не вы. Однако пожалуйте садиться… пожалуйте, чтобы понапрасну не мокли ни лошади, ни сбруя.