Поп
Шрифт:
— Даже Ева есть, — тихо рассмеялся отец Николай Гурьянов, стоя неподалёку и внимательно прислушиваясь к разговору.
— Выкрестушечка, — пояснил отец Александр. — Ага, была даже не помню как, Хива... а, Хава! Ну конечно, по-ихнему Хава, а по-нашему, по-правильному, Ева. Так я её окрестил. Вельми старательная христианка получилась. И даже в чертах лица ничего еврейского не осталось. Вот до чего! А вообще, у меня все приёмные детки хорошие. Озорничают, конечно, по молодости лет, но Закон Божий твёрдо знают, помощники у меня во всём. Такие славные птенцы оперяются под моим крылом! Особенно мальчик
— С корыстью, отец Александр, — ответил экзарх.
— Слушаю.
— В Латвии, в городе Саласпилсе есть детский концлагерь.
— Детский? Да как же это?
— Немцы туда свозили детей казнённых родителей.
— Цари Ироды!
— Нам удалось наконец выпросить этих детей.
— Отдают? Я возьму, конечно возьму! Кого людям пристрою, а нет, то своё семейство пополню! — горячо заговорил отец Александр. — Уж кому, как не мне, знать, что такое концлагерь. А каково там бедным детям!
— Вот, отцы! — сказал митрополит. — Четверых родил, шестерых чужих приютил, и ещё готов взять. Сбывается, отец Александр, твоё юношеское пророчество, что будешь богат детьми.
— Мы все возьмём детей из Саласпилса, — сказал незнакомый отцу Александру совсем молоденький священник. — Кого себе, кого прихожанам пристроим. Когда можно туда поехать?
96.
Домой в Закаты отец Александр возвращался весьма не один.
Всё его существо рыдало, а сам он себе не мог позволить при этом поплакать, чтобы не расстроились дети, которых он вёз из лагеря в Саласпилсе. Трёх мальчиков и трёх девочек дали ему для устройства — десятилетнего Диму, восьмилетних Олю и Павлика, семилетних Лену и Витаса, и Галю пяти лет. То, что довелось отцу Александру увидеть в Саласпилсе, раздирало его душу на части. Жалобные, тощие, изможденные и больные подростки и совсем дети, руки пронумерованы, лица серые, бескровные, глаза, полные боли и страха. И сейчас в машине, которую выделил экзарх, они ехали всю дорогу от Латвии до псковских земель молчаливо, безрадостно. Каждый из них уже знал, что рано радоваться нельзя. И только Леночка иногда задавала вопросы:
— Дедушка, а мы куда едем?
— Я же вам говорил, что будем жить вместе в селе Закаты. Очень хорошее село, люди там добрые, хорошие. Места очень красивые.
— А немцы там есть?
— Немцы есть. Но они вас не тронут.
— Дедушка, а есть такое место, где нет немцев?
— Есть, конечно. И много таких мест.
— А можно мы туда поедем?
— Поедем, но сначала поживём в Закатах.
— А почему?
— Потому что там у меня дом. И дома других людей, которые вас к себе возьмут. Там мой храм Божий, вы все будете в него ходить.
— Дедушка, а можно ты меня возьмешь?
— А вдруг тебя очень захочет кто-то другой к себе взять?
— А я все равно к тебе хочу.
— Ну ладно.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— А в храм это не страшно? Там не будут кровь брать?
— Зачем же! А у вас брали кровь?
— Да, у нас у всех детей немцы брали кровь. Они говорили, что у немецких детишек не хватает крови, и потому мы должны своей кровью
Отец Александр сжался весь, чтобы не зарыдать. Аж кадык заломило от невыносимой боли. А Леночка продолжала надрывать сердце:
— А некоторые дети потом умирали, потому что у них своей крови становилось мало-мало. Дедушка, а почему у немецких детишек не хватает крови?
— Не знаю, деточка. Ты о них теперь не думай. Больше никто не станет у вас брать кровь. Я вас не дам в обиду.
— А вы не врете? — вдруг сурово спросил Дима.
— Я никогда не вру, потому что я священник. И у нас в Закатах храм святого благоверного князя Александра Невского. Слыхали о таком? И еще у нас школа. Я там преподаю Закон Божий, а еще много хороших и полезных предметов преподается. Физика там, математика, русский язык, литература, немецкий язык...
— Я немецкий учить не буду, — гневно объявил Дима.
— Ну и напрасно. Немцы есть плохие, а есть хорошие. Это вы случайно к плохим попали. А у нас в Закатах немцы в основном хорошие, не злые, и детей не обижают. А скоро немцы уедут... Только это пока еще тайна, и вы, смотрите, не проболтайтесь, что я вам ее выдал, а то мне плохо будет. Ладно?
— Ла-а-адно, — хором откликнулись дети и немного повеселели.
— Дедушка, а можно я тоже у тебя буду жить? — спросил Дима.
— Да у меня уже есть один сын Дима, — покраснел батюшка. — А там, в нашем селе, другие люди вас ждут, еще лучше, чем я. И Торопцевы, и Комаринские, и Чеховы, и Дорофеевы, и Петровы, и Прокловы. Они еще из-за вас спорить будут, кому кого взять.
— Точно не врешь? — спросил Павлик.
— Вот тебе истинный Господь Иисус Христос! — осенил себя крестным знамением отец Александр.
Это произвело на детей сильное впечатление, и они еще больше взбодрились. Последний километр дороги так и заваливали батюшку вопросами:
— А собаки там есть?
— Есть, но они не злые.
— Не злых собак не бывает.
— Увидите.
— А покушать там дают?
— Сколько угодно.
— А бить будут?
— Никогда!
— А Закаты это что?
— Это у нас в селе солнце всегда очень красиво вечером садится. Уходит за озеро, на котором в тысяча двести сорок втором году великий князь Александр Невский разгромил немцев, которые шли на Русь. Утопил их в озере. Они там под лед провалились.
— Все?
— Очень многие.
— Эх, жаль, что не все!
Когда въехали в село, дети жадно вглядывались в окна автомобиля.
— Вот оно какое, наше село Закаты, — торжественно объявил отец Александр. — Нравится?
— Очень.
— А вот уже виден наш храм святого Александра Невского. Видите, какой нарядный, высокий. Нравится?
— Вот тебе неистовый Господь Иисус Хлистос! — громко ответила Галя и размашисто осенила себя крестным знамением. И батюшка так растрогался, что подумал: «И эту к себе возьму!» Но тотчас вспомнил, что встреча с матушкой будет нелёгкая. Когда же подошёл этот решающий час, отец Александр первым делом объявил:
— Матушка! Это не нам дети, а раздадим по прихожанам!
— Здра-асьте-пожалте! — почти рассвирепела Алевтина Андреевна. — Ты попробуй котят раздай, когда кошка окотится, а тут дети. Прямо так тебе и расхватают!