Попаданец на гражданской. Гексалогия
Шрифт:
— А что белогвардейская сволочь затевает?!
— Пока ничего, Владимир Ильич, притихла. Но это и худо. По данным нашей разведки, сейчас на юге развертываются сразу четыре армейских корпуса, в каждом по две стрелковых и одна казачья дивизии — в Одессе, Екатеринославле, Харькове и Царицыне. Сроком для полной готовности отведено ровно полгода. В Новороссийск и Севастополь прибыли несколько английских транспортов с оружием и снаряжением. Среди всего прочего там несколько десятков танков и броневиков, до сотни аэропланов…
— Полгода, — Ленин на
— Я тоже так считаю, Владимир Ильич. Сейчас все их силы брошены в Молдавию, там идут ожесточенные бои, судя по всему. У них всего восемь дивизий пехоты, не считая конницы и кавказских корпусов, румыны могут выставить втрое больше.
— Это хорошо, батенька, очень хорошо. Как я и говорил, империалисты, еще не сокрушив нас, разодрались между собою. Удара в спину можно не опасаться, им между собою воевать долго придется. Вы меня утешили, Михаил Васильевич, очень. Большое за то спасибо!
— Но ведь нам все равно придется с белыми воевать! — усмехнулся Фрунзе. — Причем тогда, когда Деникин будет иметь под рукою два десятка кадровых, а значит, хорошо обученных дивизий. И в Сибири еще десяток, да на севере две. И это не считая казаков, которые сообща выставят не менее двух десятков конных дивизий. Мы их не удержим, когда просохнут дороги, и в июне они ударят, Владимир Ильич!
— А почему вы думаете, что именно в июне, батенька? Может, они начнут наступление в мае?
— В уральских горах снег тает поздно, сибирякам придется ждать, пока дороги подсохнут. И наносить удар они будут согласованно, с разных направлений одновременно. Мы их не удержим!
— Не удержим, — Ленин невпопад согласился, мотнув головою, как уставшая лошадь.
Вождь явно думал о чем-то другом, потаенном, молча отмеряя шаги по кабинету. Фрунзе не мешал ему думать — сидел молчком в мягком кресле и перебирал варианты.
— Не удержим, если будем ждать! — голос Ленина дрожал от возбуждения. — Надо ударить первыми, и сильно! Очень крепко, чтоб разом дух из контрреволюции вышибить! Нужно разгромить их по частям, уже в апреле на юге, потом сибиряков и северную армию. Нельзя в угоду Троцкому ставить под угрозу гибели первое в мире государство рабочих и крестьян! Нельзя, товарищ Арсений! И ты это сделаешь!
— Но как же Париж?
Фрунзе удивленно вскинул брови — он прекрасно знал, что с раздуванием мирового пожара нельзя медлить, уж больно момент выпал благоприятный.
— У германских пролетариев достаточно сил, чтобы сокрушить и внутреннюю контрреволюцию, и понести красное знамя дальше на запад, на Париж, на Лондон, на Рим. А все просьбы Троцкого о посылке подкреплений есть грязные инсинуации, на которые не следует обращать внимания. Он не просто сговорился с этим молодым белым генералом, он готов отдать нас с потрохами, лишь бы самому утвердиться в Европе. Балаганный фигляр! Ничтожество! Кого он хочет обмануть?!
— Я тоже считаю, Владимир Ильич, что сил у него не просто
— Никаких ему резервов. Только Дзержинскому в Польшу дать, с панами должен быть разговор короток. Железный Феликс их живо к революционному знаменателю подведет — расстреливать и не рассусоливать! И еще эти тамбовские кулаки, что мятежи устраивать вздумали!
— Я уже перебросил две дивизии в помощь частям ВОХР!
— Правильно! Архиважно побыстрее подавить мятеж, и так, чтобы другим неповадно было! Расстрелять побольше мерзавцев, эсеров да всяких крикунов, вот и перестанут сбивать народ с правильного пути. Расстреливать подлецов без меры, никакой пощады!
— А если казаки выступят?
— А вы уж постарайтесь, чтобы не выступили. Они же монархисты, а против нас бунтует эсеровская сволочь, которую они сами к стенке ставят. И правильно делают — такие попутчики революции не нужны! Их нужно бить, и бить крепко!
— Я все сделаю, Владимир Ильич, — Фрунзе поднялся с кресла. — Мятеж Антонова будет подавлен!
— Хоть всю Тамбовскую губернию под трибунал отдайте, но кулачье сломите. Республике нужен хлеб, и эти 35 миллионов пудов нужно собрать любой ценою. Учтите — первые же эшелоны с зерном, что мы направим голодающему германскому пролетариату, будут для них самой лучшей большевистской агитацией. Вот так-то, батенька!
Одесса— Как же мне понимать это представление, сударыня? Зачем вы мне задавала такие вопросы?!
Арчегов в упор посмотрел на девушку, но та взор не отвела, даже растянула свои губы в улыбке. Железный характер!
— Чтобы выявить правду. Теперь я знаю, что ты не лгал! И совершила маленькую женскую месть, отплатив тебе кое за что!
— Мы с вами давно на ты?
— Очень давно, — со странной улыбкой ответила девушка. — А потому давай познакомимся — меня зовут Мария Александровна Ермакова. И у меня для тебя кое-что есть, надеюсь, что ты это узнаешь!
И быстрым движением она сунула Арчегову зеленый оберег. Тот взял его в руки, покрутил в пальцах, всмотрелся в пулю, что вплавилась в камень, и в растерянности вернул обратно.
— Что-то знакомое, и очень… — Константин нахмурил лоб, пытаясь припомнить что-то ускользающее в памяти. — У вас такая же фамилия, как у меня. Однофамильцы?
— Ты рассказал свою историю только императору, тот поведал ее моему мужу, а Семен уже сообщил мне. Будь спокоен, дальше меня тайна не уйдет, крут посвященных и так слишком велик. Ты говорил тогда и о пиве с адмиральским именем, и о событиях, но, главное, о своей бабушке, у которой имелась одна вещица, запомнившаяся тебе с детства…